Проза

ВОЛШЕБНОЕ ДОЛОТО
Рассказ

К деду Игнату жители села относятся с уважени­ем. Да и как не относиться, если он заслужил его честным, добросовестным трудом, оказывая помощь в самое трудное для людей время. «Мастер — золотые руки» — отзываются о нем и друзья, и чужие, да и есть за что. Он это знает, званием своим дорожит. Как говорится: «И швец и жнец и на дуде игрец…» . Ну и естественное под рукой имеет полный набор инструмента на случай если блоху подковать, то дворняге конуру сварганить - это он запросто, без проблем. По натуре он добрый, безот­казный. И люди, зная его доброту, идут к нему, как к родному отцу — за советом, за инструментом, в кото­ром возникает вдруг необходимость в данную минуту. А уж как лелеял, как доводил до зеркального блеска и остроты бритвы режущий инструмент, часами колдуя над ним — знает только Бог да терпеливая жена Алена.
Среди прочих селян пользовался его услугами и Пашка Слюнтяй, прозванный так соседями за безро­потное выполнение указаний сварливой жены Кроль­чихи, которая принесла ему шестерых детей за пя­тилетний срок супружеской службы. К домашнему хозяйству Слюнтяй относился спустя рукава, ничего не имея в хозяйстве, кроме орудия в штанах, которым ублажал по ночам свою сварливую жену. Взял он как-то у Игната косу — окосить межу от бурьяна, а принес огрызки. Нос у косы сломан, пятка болтается, как ко­локольчик под дугой выездной тройки. Стерпел Игнат, когда увидел в руках Слюнтяя изуродованную косу, только буркнул:
— Брось в кучу, где лежат разные железки. Ну, погодь, ты у меня еще попляшешь, уро­дина, — плюнул он вслед уходящему безответствен­ному соседу.
Может, долго бы пришлось ждать Игнату нового визита Слюнтяя, если бы не трепотня по селу соседа Скалозуба, про волшебное долото у Игната, которое само, по желанию хозяина, долбит отверстия нужных размеров.
Ведёт Игнат корову на выпас, а навстречу ему бе­жит, поддергивая сползающие с живота штаны, босо­ногий Тимка, старший сынок Слюнтяя:
— Деда Игнат! Дай долото, батяня просит, чтоб само дырки долбило.
— А батяня твой где?
— На печи лежит, радикуль леча.
— Иди, сынок, скажи своему батьке, пусть сам придет, а не то я его кнутом вот вылечу, сразу заржет, как жеребец. Ишь ты, шестой год лечит свой радикуль, паразит... Запомнил?
— Запомнил, деда.
— Ну, иди, голубок, да ноги посуши на печи, а то цыпки будут у тебя от росы на ногах.
Воровато озираясь по сторонам, протирая спросо­нок глаза, подошел Слюнтяй.
— Чего, Емеля, с печки слез, мог бы и на ней подъ­ехать! Дитя малое гоняешь по холодной росе, тоже мне, па-па-ня! Пошто пришел?
— В сенях притолоки заменить нужно, далеко ли до беды, а у тебя, гутарят, долото волшебное есть.
—А твое в штанах затупилось, что ли ? Вон «надолба», что ни «замес», то двойня, еще они все волшебные, для них важно, чтоб руки из нужного места росли.
— Иди, вон на краю села дом стоит Васьки Соловья, забери у него мое волшебное долото, он вчера взял, на часок просил, если успеешь...
— Ах ты, мухомор поганый, это тебе за поломан­ную косу, индюк слюнявый, — ругнулся Игнат вслед уходящему (люцтяю.
Не подвел Василь своего друга Игната, когда к нему обратился с просьбой Слюнтяй вернуть «волшебное» долото. Сначала опешил, разинул рот от удивления, а затем сообразил: что-то здесь не так, если за полтора километра человека за долотом пригнал, да еще за вол­шебным. «Ишь ты, задал закавыку, ну и Игнат, хитер, стервец, знает — не подведу», — прикинул Василь.
— С радостью дал бы тебе, Пашутка, чудо-долото, — чешет он затылок, показывая на готовую скамью, стоящую возле дома. — Вот только что сварганил, а долото у меня еще тепленькое забрал Мишка Зелепу­кин, тот, который у второй школы живет, на Воронеж­ском большаке. Говорит, работы малость... Поторо­пись, Паша, тут недалече, всего-то километр с гаком.
Идет Павел по грунтовой дороге, поднимая пыль стоптанными сапогами, радуясь, что вот наконец-то и он возьмет это чудо-долото в свои нежные руки, даст ему команду, приставив к дубовому чурбаку, и пусть оно долбит отверстия, делает замки для связки бревен, а он будет нежиться на своей неостывшей теплой печи.
Щуплая спина стала покрываться испариной от теплых лучей смеющегося солнца. Среди осевших са­манных хат увидел кирпичный дом Михаила, который выделялся среди них своей ухоженностью и чистотой. Михаил закончил уборку в палисаднике, уставился на вспотевшего мужичка с другого конца села. Кажись, к нему зачем-то пришел.
— Ах ты, мать честная, надо же, минут десять, как взял его у меня Захар Дрютов, с Тамбовского больша­ка, - заходил он кругами, выражая сочувствие Слюн­тяю, еле сдерживая широкие скулы от хохота. — Ты уж шибче иди, милок, нигде не задерживайся, люди это долото из рук рвут друг у друга. Неровен час, и там опоздаешь. Ах, какое долото! Не долото, а царица, королева британская! — нахваливает он вслед уходя­щему простофиле.
Как ни спешил Слюнтяй к Захару, за двадцать ми­нут прошагал расстояние больше двух километров, все-таки чуточку опоздал. Долото только что взял Васька Соловей. И пошел колесить Слюнтяй от дома к дому, по второму кругу, от Захара — к Василю, от Василя — к Мишке, от Мишки идет по Воронежскому большаку снова к Захару. Дворовые псины, первый раз злобно бросившиеся ему под ноги, как чужаку, стали принимать за своего, точно бедолагу пса, выгнанного из дому за какую-то провинность перед хозяином.    
Солнце стало скатываться с зенита к закату. На небе появились скалистые кучевые облака с темными лохматыми бровями. Раздался оглушительный удар гро­ма, и посыпалась мелкая крупа секущего тело града. Слюнтяй сгорбился, побежал прятаться под мосток не­широкой реки, прикрывая голову голыми руками.
Господи, помилуй, Иисусе Христе Боже, заступ­ник наш, за какие грехи свалилась на меня кара Божья, — крестится он, отстеганный градом, залезая под на­стил моста.
Гром скатился за село. Заиграло солнце, окрашивая в яркие цвета радугу, широкой полосой уходящую да­леко за село.
— Дядя Игнат, ты мово охламона не видел? — спра­шивала Крольчиха, присаживаясь рядом на скамью.
— Был туточки поутру, а сейчас — не знаю, где, голуба моя, — добреет он, увидев распухший живот Крольчихи.
— Дал ты ему долото?
— Так ему волшебное нужно, а у меня таких нет, не рожу же я ему вот так, как ты.
— А Скалозуб сказывал, есть...
— На то он и Скалозуб, вот у него и возьмите, а у меня — обыкновенное, как у всех. Любой инструмент станет волшебным, если иметь руки, а не закорюки, да голову с мозгами, чтобы правильно заточить его под определенным углом, вот и вся хитрость.
— И все?
— И все.
— Дал бы простое.
— Я ему раз дал косу, получил щепки, вон видишь, в мусоре лежит, а она мне от отца осталась, царствие нему небесное.
— Дядя Гнат, ты мне дай, а уж я полечу его, па­разита! Так полечу, что дохтор не сгодится, он у меня волком завоет, среди дня на луну мордой уставясь!
— На, голуба, только не переборщи! — подает он ей свое любимое, много повидавшее за годы службы, простое долото.
— Не переборщу, дядя Гнат. Я меру знаю.
И тут из-за домов с улицы Заключик вынырнул ее ненаглядный муженек. Увидев его, Крольчиха по­багровела от ярости, и грудь заходила под ее кофтой, словно меха в кузнице, а в руке оказалась валявшаяся без дела увесистая хворостина. Дед Игнат все понял... И, чтобы не быть свидетелем «любезной встречи», ушел в дом за самосадом.
Как встретила своего ненаглядного мужа Крольчи­ха, можно догадаться.
Через три дня принес Слюнтяй деду Игнату назад «волшебное» долото и новую косу взамен сломанной и попросил наточить ему купленный в городе плотниц­кий инструмент.
— Что, Павло? Полечила тебя твоя ненаглядная?
— Полечила... Уж так полечила, что по сегодня на задницу сесть не могу, а всему виной твое волшебное долото, — по-доброму улыбаясь, смотрит он на деда Игната.
Бочаров, Н. Волшебное долото: рассказ / Н. Бочаров // Новая жизнь. - 2009. - 9 июня.