Проза

И загадочных древних ликов
На меня поглядели очи..."
                    Анна АХМАТОВА

1. "... НА ПОЛЕ БОЯ БИЛСЯ ЯВСТВЕННО"

Заветная мечта каждого историка — включить волшеб­ную машину времени, повернуть рычаг и оказаться в той эпохе, которая его особенно интересовала, и своими гла­зами увидеть то или иное событие, со стороны взглянуть на какого-либо исторического деятеля, будь то сиятельный екатерининский вельможа или кто-нибудь из кровавого окружения грозного царя Ивана.
Но нет такой машины. Вот и приходится историку рыться в море архивного материала, отыскивать нужные ему документы, читать и вчитываться в них да на таком языке, на котором уже давно не говорят, и не пишут; изучать, сопоставлять, анализировать до тех пор, когда, наконец, станут заметно проявляться контуры нужного ему события, вырисовываться облик и характер интересу­ющей его личности.
Много дают историку в воссоздании колорита эпохи и материалы археологов: в раскопанном кургане они на­ходят одежду и украцгения покойного, его личные вещи, посуду, остатки поминальной тризны. А по сохранивше­муся черепу антропологи могут теперь восстановить даже лицо умершего.
Для историка-краеведа небезынтересны и местные ле­генды и предания, но и тут не так все просто: попробуй-ка из многовековых напластований отделить были от небы­лиц, из безудержной народной фантазии выжать крупицы исторических фактов! И подлинной удачей для краеведа была бы возможность порыться в бабушкином сундуке, где на самом его дне лежат аккуратно сложенные ее ста ринные наряды: оранжевые в полоску шерстяные юбки, белые шушпаны, а, может быть, парчовая душегрейка с кокошником, а в углу сундука — завернутые в чистую тряпицу — "янтарики", ожерелье из крупных, с куриное яйцо, слегка ограненных кусков янтаря, и ... дедовские георгиевские кресты...
В итоге, историк не должен пренебрегать никаким ис точником сведений, если этот источник не вызывает со мнений в своей подлинности и информативности.
Не скрою, меня, как историка, краеведа и местного уроженца, всегда интересовала самая ранняя история края, время его заселения и становления и, конечно же, "машину времени" я остановил бы на рубеже 16 и 17 веков/
Заглянуть бы в эту эпоху, посмотреть на своих далеких предков: как они выглядели? Во что одевались и обува лись? Что ели и пили? В каких домах жили? Как вели себя? Да мало ли различных вопросов задаешь себе мысленно!..

КОНЕЦ 15-го ВЕКА
Некогда грозная и могучая Золотая Орда приказала долго жить: феодальные усобицы, кровавые династические распри постепенно привели ее к анархии и развалу, а ум­ная и дальновидная политика великого князя Ивана Третьего положила конец нашей какой бы то ни было зависимости от нее.
Но на обломках Орды появились новые осиные гнезда: Казанское, Астраханское, Крымское ханства, Орды Боль­ших и Малых ногаев с юга на восток полукольцом окру­жили Московское государство и представляли собой по­стоянную у1розу для южных и юго-восточных его границ.

СЕРЕДИНА 16-го ВЕКА
Иван Грозный сокрушил Казанское и Астраханское ханства. Однако оставались крымцы и ногаи, покорить которых молодое Московское государство было еще не в силах, так как за их спиной стояла сильная, в то время в расцвете своего могущества Османская империя, в ко­нечном счете имевшая виды на их территории с мусуль­манским населением. Москва, занятая борьбой с Польшей и опасаясь Турции, не имела возможности окончательно расправиться с Крымом и ногаями. К тому же постоянные и разорительные набеги крымцев были в тесной связи с неблаговидными политическими интригами, которые Речь Посполитая вела против Москвы.
Пользуясь всем этим, крымские татары, ногайцы, а несколько позже перекочевавшие на Волгу калмыки, бес­прерывными набегами опустошали южное порубежье Мо­сковского государства, захватывали скот, имущество, жгли города и села, а людей десятками тысяч уводили в плен, выгодно продавая их на невольничьих рынках Крыма и Стамбула. Такие набеги назывались "изгонами”, которые делала жизнь на южных окраинах страны невыносимой.
Помимо этого, степи кишели разного рода вольными "гуляющими людьми", казаками, касимовскими татарами, промышлявшими разбоем.
В начале 17 века, особенно после польской интервен­ции, когда набеги татар особенно участились, в Москве поняли, что нужно строить сплошную укрепленную линию поперек путей татарских вторжений.
И вот, начиная с 1635 г., правительство начинает стро­ительство непрерывной цепи различных оборонительных сооружений, состоящих из надолб, засек, земляных валов, деревянных острожков-крепостей, ставших потом города­ми, используя при этом естественные препятствия для та­тарской конницы: леса, реки, болота. Вся эта система ук­реплений получила название Белгородской черты и стро­илась с 1635 по 1658 гг. Она проходила по территории современных Сумской, Белгородской, Воронежской, Ли­пецкой и Тамбовской областей. Длина ее составляла около 800 километров. Для своего времени это было замечатель­ное военно-инженерное сооружение.
В числе новых городов-крепостей, вошедших в черту, была и наша Усмань, рассматривать историю которой сле­дует в масштабе истории всей Белгородской черты, а стало быть всего Центрального Черноземья.
Нести пограничную службу в этих укреплслужилые люди "по отечеству" (по отцу, по происхожде­нию); 2) служилые люди "по прибору". К первой категории относились бояре, дворяне, дети боярские. Ко второй — стрельцы, пушкари, казаки, затинщики, воротники. Из первой категории в наших краях были в основном дети боярские, городовые, занимавшие самую низкую ступень­ку в сословной лестнице чинов служилых людей "по оте­честву”.
Дети боярские... Конечно же, это не дети боярина в прямом смысле этих слов. У него могла быть седая борода до колен, но... он сын боярский, в отличие от стрельца или пушкаря. О происхождении этого термина у истори ков нет единого мнения, но большинство сходится к од­ному: дети боярские —ближайшее окружение крупного бо­ярина, его доверенные люди, часто занимавшие ответст­венные должности при его дворе, то есть те, которые по­зже стали называться дворянами. К концу 17 века дети боярские как-то тихо и незаметно ували с исторической сцены. Они сыграли свою роль, и на их место заступило молодое, энергичное и напористое дворянство.
Все категории служилых людей наделялись землей и жалованьем, за что обязаны были нести службу, с той лишь разницей, что дети боярские получали поместье и жалованье индивидуально и в значительно больших раз­мерах, чем служилые люди по прибору, которые владели землей по одной грамоте. Дети боярские, кроме того, име­ли крепостных, но в очень незначительном количестве.
На фотографии: мой дед Василий Андреевич и бабка Софья Константиновна Брыкины; на руках дя­дя Николай Васильевич (1914-1915 гг.).Владея землей на поместном праве, они именовались помещиками и жили в селах, в то время как служилые люди по прибору по роду' своей службы жили в городах. Но такие "помещики" в большинстве случаев не имели крепостных и вынуждены были обрабатывать землю си лами своей семьи. "Живет однодворкою", говорили про таких. Поэтому позже этих "помещиков" стали называть однодворцами. Вот что писал про них в 1913 г. Д.К.Зеленин: "Тогда однодворцы были, хотя и захудалыми, но аристократами — дворянами и детьми боярскими... Все однодворцы, доказавшие свое дворянское происхождение, были перечислены в дворяне, но таких оказалось не так-то много: у многих были потеряны грамоты, другие не стали искаться вследствие своей бедности".
Вспоминаю, когда мои родители после войны перееха ли из Поддубровки и построили свой дом в Усмани. К нам иногда приезжали мои тетки. Деловито и внимательно осмотрев новый дом, они спрашивали отца: "Митрофан, ну а поместье у тебя большое?" Совершенно ясно, что они имели в виду размеры приусадебного участка или, проще говоря, огорода. Невольно вызывает улыбку это самое "поместье", когда его произносят простые советские колхозники, чьи предки, однако, в те далекие времена действительно именовались помещиками. Удивительно другое - давно уже нет ни тех помещиков, ни их поместий, а словечко из того старинного быта все еще живет.
Хотя первоначально служилые люди и разделялись на два разряда, но одинаковые условия несения службы ни­велировали юридические различия этих разрядов, и со временем они вылились в один общий тип служилых лю­дей.
Впоследствии, во времена Екатерины Второй, однодворцы были переведены в разряд государственных кре­стьян и просуществовали вплоть до Октябрьской револю­ции, сохраняя все-таки некоторые преимущества перед другими разрядами крестьян. Вот одна из причин, почему в наших краях так трудно и болезненно шла коллективи­зация: крестьяне в общем-то все были довольно состоя­тельные и зажиточные и совсем не нуждались в обобщ ствлении своего имущества.
Но вернемся в прошлое. Откуда же воеводы могли набрать столько людей для строительства крепостей, земляных и прочих работ, верстать на службу сотни и сотни "охочих людей", если, как принято считать, кругом была дикая, голая степь да непроходимые леса? В том-то и дело, что русское население стало появляться на поле еще за­долго до строительства укреплений. После татаро-монголь­ского нашествия и установления господства Золотой Орды в степях русское население все-таки сохранилось в меж­дуречье Воронеж - Дон под прикрытием густых лесов, остатки которых сохранились и по сей день под названием Усманского бора. С древних времен и вплоть до основания г. Воронежа (1585 г.) эта территория находилась во вла­дении удельных князей Рязанских. И несмотря на опас­ности от близости татарских кочевий, рязанские князья продолжают заселять эти земли. Русских людей привлека­ли сюда богатые рыбные угодья, промысловая охота, за­нятие бортничеством.
Таким образом, при постройке степных городов ос­новной массой населения, которая шла вслед за продви­жением сторожевой линии, были прежние степняки, и служилые люди вербовались прежде всего из этого мест­ного коренного населения, которое охотно на это шло. Набрать несколько сот человек на казачью службу не со­ставляло здесь большого труда.
Итак, в лице потомков этого служилого люда можно видеть представителей старого населения татарских набе­гов и до запустения степи. Это — однодворческое насе­ление края.
Вопросами местной истории я начал интересоваться давно. Перечитал всю имевшуюся скудную краеведческую литературу, донимал бесконечными расспросами своих бабку и мать. Но что они могли знать о той седой старине, бывшие полуграмотные поддубровские колхозники?
Будучи студентом, я завязал переписку с крупнейшим знатоком края Борисом Петровичем Княжинским. Проездом в Ленинград бывал у него в Москве. Высокий ху­дощавый старик, строгие сдержанные манеры, но на ре­дкость доброжелательное отношение к тем, кто искренне и бескорыстно рвался к знаниям о родном крае. Тут Борис Петрович нс скрывал ничего, выкладывал все, что знал, пытался помочь всем, чем располагал. А знал он об Ус­мани и соседних областях практически все: это была жи­вая энциклопедия края. Естественно, у кого же, как не у Кияжииского, расспросить о моих предках?
Борис Петрович написал мне, что в д. Отрожки, части современной Поддубровки, в 1651 г. были поселены 24 двора детей боярских: Кучеев, Тархов, Гниломедов и др. Замечу, что потомки этих Кучеевых, Тарховых, Гниломе­довых живуг там и по сей день.
В 1680 г. деревне Отрожки было суждено пережить страшный сокрушительный удар: более тысячи татар, кал­мыков и горских черкесов проломали надолбы, раскопали вал и ворвались в пределы нынешнего села Поддубровка. Часть нападавших обрушилась на деревню Отрожки, раз­орила ее, забрала всякое имущество и большой полон из лкюдей и скота.

...Бой затянулся до сумерек. Нет необходимости писать, как и чем все это кончилось, поскольку подробности об этом набеге обстоятельно изложены в книге Б.П.Княжин­Ского "Очерки по истории Усманского края".
Но Борис Петрович написал мне нечто и другое: Усманский воевода по долгу своей службы на другой же день отправил в Москву донесение, в котором подробно излагал события, писал об убытках и отмечал отличив­шихся. В числе прочих "...сын боярский Владимир Федо­рович Кучеев на поле боя бился явственно".

Я ликовал!
Наконец-то я доискался до своего далекого предка, да еще в свете таких драматических событий: самому госу­дарю Федору Алексеевичу воевода докладывал о храбром воине!
Все эти документы хранятся в Тамбовском архиве. Часть из них опубликованы в 31 выпуске Тамбовской уче­ной архивной комиссии. Княжинский сообщил мне и но­мера, и цифры этих архивных дел. Мне бы записать их, да потом сделать запрос, прислали бы копии. Но в то время я был молод и глуп. Записал на каком-то лоскутке, а теперь он безнадежно затерялся в кипах моих бумаг.
Прошло много лет. И вот совсем недавно я рассказал матери все, что знал о нашем пращуре. Она выслушала и в свою очередь поведала мне о жутком финале этого страшного боя в Отрожках.
В конце-концов татарам все-таки удалось схватить В.Ф.Кучеева. Они связали его, затащили в лес и там звер­ски, чисто по-азиатски расправились с ним. Сначала от­резали ему язык (видимо, он поливал их отборным ма­том), затем отрезали половой член, а затем искромсали ножами.
Я был поражен.
Спросил мать, почему же я до сих пор ничего не слы­хал об этом? Мать как-то тихо и грустно улыбнулась:
"... Да ведь об этом давно знала вся твоя родня... Да и не спрашивал ты меня..."
Вот так татары отомстили сыну боярскому Владимиру Федоровичу Кучееву за то, что он "па поле боя бился явственно".

На фотографии: мой дед Василий Андреевич и бабка Софья Константиновна Брыкины; на руках дя­дя Николай Васильевич (1914-1915 гг.).

2. ТАТАРСКОЕ НАСЛЕДИЕ

"Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы,
С раскосыми и жадными очами!"
                              Александр Блок

На протяжении всей своей истории Россия на своих южных и восточных границах имела очень неуживчивых, порой коварных и враждебных, временами мирных, но всегда неспокойных соседей: тюркоязычных кочевников.
Юг Восточной Европы был как бы сливным котлом, куда Центральная Азия на протяжении многих веков вы­плескивала одну их орду за другой, и именно у нас, в придонских и воронежских степях, начиная чуть ли не с гуннов, заканчивали свой путь и обосновывались на мно­гие столетия, обретая здесь вторую родину, многочислен­ные выходцы из Азии: болгары, хазары, печенеги, полов­цы, татары. И это понятно, поскольку воронежские и при­донские степи - не что иное как естественное продолже­ние Великой Степи, а она испокон веков принадлежала кочевому миру.
Известно, что в ходе истории феодальные объединения этих кочевников неоднократно распадались, причем под натиском своих же соплеменников с востока часть их ухо­дила далеко на запад, в Венгрию, Болгарию. Оставшиеся, в силу близости родственных языков и одинаково кочевого уклада жизни, смешивались с пришельцами, и на одну арену истории выходило уже новое феодальное объедине­ние с другим этническим названием.
Последними, кто закончил это более чем тысячелетнее шествие тюрок из Азии, были татаро-монголы, которые установили свое господство в придонских степях с 13 по 16 в.в. В Воронежском крае, периферии Золотой Орды, еще долго кочевали татары и после ее распада.
С падением Орды политическая атмосфера в Степи резко изменилась. Старый очаг агрессии был навсегда по­гашен, зато появился новый: на юге возникло самостоя­тельное Крымское ханство. Впрочем, самостоятельность его была весьма призрачной, поскольку все многочислен­ные отпрыски дома Гиреев были всего лишь марионетка­ми в руках всесильных турецких султанов, а их Москва пока побаивалась.
Со временем наглость и беспринципность крымских ханов переходила все границы. Московские послы, своего рода дипломатические представители, родовитые и титу­лованные аристократы, подолгу жившие в Бахчисарае, ча­сто жаловались царю на оскорбления и унижения, а то и побои, которые они терпели от хана. Трудно было терпеть, когда разгоряченный выпитым вином хан требовал от по­слов дорогих подачек, угрожал и, что самое обидное, "брал за бороду", — как писали послы. Ответ из Москвы был один: "Терпи!". И терпели. В противном случае повелите­лю правоверных ничего бы не стоило напустить на южные рубежи Московского государства десятки тысяч своих во­оруженных подданных.
Такое положение дел в конце концов вынудило Мос­кву приступить к сооружению подобия Великой Китай­ской стены - Белгородской черты.
Забегая вперед, скажу, что конец Крымскому ханству пришел в 18 в., в царствование Екатерины II. В 1783 г. последний крымский хан Шагин-Гирей сложил с себя власть, и вместе с семьей был отправлен на безвыездное проживание в Калугу. Императрица вместе с князем Г.Потемкиным-Таврическим, совершив свое турне по югу Рос­сии, заглянула и в Бахчисарай, где ей давно уже была приготовлена роскошная опочивальня в ханском дворце...
Но помимо крымских татар, оставивших о себе дурную память, в истории некоторых областей Черноземья опре­деленную роль сыграли и другие группы татар, уж если не как друзья, то, по крайней мере, как нейтральные со­седи. На этом и стоит остановиться подробнее.
В 14-16 в.в. на обширной территории междуречья Дон- Хопер существовало полуавтономное Золотой Орде фео­дальное объединение русского населения, татар-кочевни­ков и мордовских общин. В русских документах того вре­мени эта территория получила название Червленый Яр. Русское население располагалось вдоль течения Дона, Во­ронежа и их притоков; татары кочевали в степных меж­дуречьях Дон-Битюг, Дон-Хопер; мордовские поселения - в южной части нынешней Тамбовской области. Основной регион Червленого Яра - это современная Воронежская область и юго-восточные районы Липецкой.
Татарское население Червленого Яра - местное, ко­ренное. Это потомки половцев, которые врассыпную бе­жали от страшного удара хана Батыя. Часть их бежала к киевским князьям, какие-то орды ушли в Венгрию и там осели, а часть нашла себе прибежище в верховьях Дона и Воронежа, смешавшись с пришлыми татарами, которых привел с собой Батый.
Когда в Орде воинствующие страсти потихоньку улег­лись, начала постепенно возрождаться жизнь и на старых пепелйщах. Русское население, уцелевшее от погрома под прикрытием первобытного леса Усманского бора, которого еще не коснулся топор Петра I, занималось традиционным для него -земледелием, рыбной ловлей, бортничеством, охотой. Татары так и остались в междуречье, перекочевы со своими стадами в его степной части. Именно ме­стные татары дали свои названия многим речкам и насе­ленным пунктам Липецкой и Воронежской областей: Матыра, Байгора, Битюг, Аксай, Арзыбовка, Мансуровка, Ярлуково, Чамлык, Хава, Эртиль, Коротояк и много других.
Отношения между теми и другими носили мирный ха­рактер. Ни о каких набегах не могло быть и речи: они были соседи! По выражению Л.Н.Толстого из его кавказ­ских рассказов, это были "мирные" татары, как видно из одной грамоты царя Михаила Федоровича: "Государь по­слал на Воронеж к татарам воеводу князя Щербатова..."
Золотоордынские ханы сквозь пальцы смотрели на эти полунезависимые объединения: им было не до них. Орду уже начала разъедать ржавчина феодальных усобиц, дина­стийных распрей, сепаратистских настроений.
Шли десятилетия. Татары Червленого Яра, как бы от­резанные от основной массы своих соплеменников на Волге, не без влияния русских и мордовских соседей, не­заметно переходили к полукочевому быту, а то и полной оседлости. Ученые, историки и этнографы давно заметили, что кочевники, попавшие в окружение оседлого населе­ния, через какое-то время сами неизбежно переходят к оседлости. Так было и здесь. В Бобровском районе Воро­нежской области археологи нашли остатки мечети-мавзо­лея и кладбища 14 в. времен хана Узбека. Как известно, кочевники себе мечетей не строят. Это были уже оседлые татары.
Золотоордынские ханы, несмотря на свою политиче­скую агрессивность, были в общем-то довольно веротер­пимы. Как это ни парадоксально, но в Сарае, столице Орды, долгое время находился центр Сарайской Епархии, которая обслуживала православное население Орды, и до введения патриаршего престола находилась в подчинении Московского митрополита.
Постепенно, в результате незаметной, но неутомимой деятельности миссионеров Сарайской епархии многие во­ронежские татары и мордва стали переходить в правосла­вие, причем татары довольно легко отказывались от своего Аллаха в пользу новой веры: в то время ислам среди них не был еще таким непримиримым и фанатичным, каким он стал гораздо позже, уже в 19 в. Перешедших в право­славие иноверцев русские документы именуют новокр щенами.
А крещение - первый шаг к сближению с русскими соседями. Затем следовала постепенная, поколение за по­колением, но неизбежная утрата национальной самобыт­ности вплоть до полного обрусения.
Какова же дальнейшая судьба воронежских татар?
По мнению многих краеведов, местные татары и мор­два, приняв православие, охотно шли на службу во вновь строящиеся города на Белгородской черте. Вот, например, что писал в 1861 г. известный воронежский краевед М.Скиада: "Скорее должно признать их (воронежских, усманских, боровских, ступинских казаков - А. К.) охочими людьми из Рязанских земель, из полутатар, мещеряков и мордвы, а в особенности из туземных татар-ногаев, при­нявших крещение и водворившихся среди русских. Пере­ход татар в русское подданство в звании казаков и бояр­ских детей был таким обыкновенным делом того времени, что нельзя сомневаться в возможности факта. Высшие со­словия многих губерний, наполовину и даже в большей части (как, например, в Тамбовской), образовались вслед­ствие таких переходов; неудивительно после того, если во­ронежское казачество составилось из воронежских ногаев по преимуществу. В звании подданных черкас должно бы­ло сохраниться все оседлое татарское население берегов Битюга, Хавы, Мамона и Дона и часть кочевых ногаев воронежских степей, по мере распространения русских по­селений. К доказательствам нашего предположения при­числяем и прозвища татарские, мещерские и мордовские, встречаемые впоследствии между воронежскими казака­ми".

На снимке русская изба, 1967 год, Добрин­ский район

Если при строительстве нового укрепления русских крестьян воевода верстал на службу с большой оглядкой, боясь возможных претензий крепостников, тем охотнее он принимал местных полуобрусевших крещеных татар, зная, что эти люди вольные, хорошие воины, и отлично знают степь.
Таким образом, с начала строительства в 16 в. укреп­ленных городов на окраине, а затем и самой Белгородской черты, местное татарское и мордовское население было окончательно поглощено многочисленными волнами рус­ской колонизации края. Процесс ассимиляции, смены эт­нической принадлежности, обрусения - процесс сложный, длительный и болезненный, Потребуется смена несколь­ких поколений, прежде чем человек окончательно забудет, к какой национальности принадлежали его деды и праде­ды, на каком языке они говорили. И, тем не менее, долго еще в жизни таких вновь обращенных или новокрещенов, как называют их наши документы, будут  сохраняться раз­личные реликтовые элементы прежнего быта и привычек: в одежде, украшениях, в строительстве и планировке жи­лища, обычаях, обрядах, верованиях, даже в выборе пищи. В- их речи будут еще долго жить слова и выражения из языка их неславянских пращуров, фамилии будут с голо­вой выдавать их нерусское происхождение.
Все эти чрезвычайно сложные и капризные явления всякой этнической ассимиляции давно хорошо известны нашим этнографам-практикам, дотошным знатокам на­родного быта.
С некоторыми из таких пережитков пришлось столк­нуться и мне. По рассказам моей бабки, в старину, на ее памяти, в качестве постельных принадлежностей исполь­зовали не тюфяки и перины, а домашней работы толстый белый войлок с черным орнаментом по краям. Это не что иное, говорят ученые, как отголоски кочевого быта.
И другое. В Добринском районе, где живут мои род­ственники, мне довелось увидеть так называемые сырки - шарики размером с куриное яйцо, скатанные из творога с маслом и круто посоленные. Их летом высушивали на солнце и они становились твердыми, как грецкие орехи. Готовили их для употребления "зимой с чаем".
Известно, что восточные славяне не знают изготовления и употреб­ления какого, бы тони было сыра. И по способу приго­товления, и по назначению ("зимой с чаем") эти "сырки" - татарский или башкирский курут, бытовавший и у мно­гих других кочевников.
"сырки" (курут) сушатся на солнце, с.Ср. Матренка, Добринский район.
Мне как-то говорили, что такие "сырки" изготовляют в некоторых селах и Усманского района.
Но, пожалуй, самым ярким и впечатляющим свиде­тельством полного обрусения туземных татар являются фа­милии служилых людей, длинные списки которых пред­ставлены в различных писцовых книгах, фамилии совре­менных жителей, которые в большинстве случаев являтся прямыми их потомками.
"Словаря русских фамилий" не существует, поэтому мне самому пришлось, засучив рукава, взяться за эту из­нурительную и неблагодарную работу. В ход пошло все, что могло дать фамилии: в первую очередь, фамилии из­бирателей, похозяйственные книги, списки абонентов электросети, телефонные справочники, сотни годовых подшивок районных и областных газет. За фамилиями приходилось ездить в некоторые районы Липецкой и Во­ронежской областей, научные библиотеки Липецка, Воро­нежа и Тамбова. На это ушло 5 лет.
В результате собралась довольно большая картотека — более .40 тысяч карточек - фамилий жителей всех пяти областей Черноземья и Орловской области с точным ука­занием районов бытования каждой фамилии.
Знание одного и знакомство с некоторыми другими тюркскими языками позволили мне из этой многотысяч­ной массы выделить фамилии заведомо татарского и мор­довского происхождения.
Знание одного и знакомство с некоторыми другими тюркскими языками позволили мне из этой многотысяч­ной массы выделить фамилии заведомо татарского и мор­довского происхождения. Точная географическая привязка каждой фамилии дала возможность приступить к самой интересной операции, ради которой и была затеяна вся эта громоздкая, трудоемкая и кропотливая работа: карто­графирование фамилий татарского и мордовского проис­хождения в пределах указанных областей.
Результаты, как говорится, превзошли все ожидания. Выводы, а то и просто догадки старых краеведов (М.Скл­ады, Л.Б.Вейнберга) и современных ученых (Л.Н.Гумиле­ва, А.А.Шенникова, В.А.Никонова) полностью подтверди­лись. Именно в районах бывшего Червленого Яра татар­ские и мордовские фамилии достигают максимальной плотности. Затем их очень много в кольце вокруг г.Воронежа. И это понятно: ведь это районы самого раннего (16 в.) средоточия служилых людей.
Первым, кто обратил внимание на "странные" фами­лии у воронежских служилых людей, был крупный воро­нежский ученый Леонид Борисович Вейнберг. Вот что он писал в 1891 г.: "Эти писцовые книги дают нам любопытные факты. Они говорят нам о целом ряде довольно древних поместий и вотчин по течению Воронежа и Дона в северной части Воронежской губернии, о населенных пунктах и помещи­ках-дворянах и высших служилых людях с какими-то странными, по-видимому, не русскими и не татарскими именами, отчествами и фамилиями. Подобный порядок вещей, начинаясь у Белоколодезя (с. Пады Липецкого рай­она - А.К.), прекращается около Червленого Яра. Помимо фамилий вроде Шайдар, Бырын, Салман или Салманов, Кукосов, Альмазив, Катыган, Алтухов, Хатун, Халезев, Ха­нин, Вендин, Вачукин и др., встречается еще множество других, очевидно, переведенных из какого-то неизвестного языка".
В одном ошибался Леонид Борисович: большинство этих фамилий явно тюркского и мордовского происхож­дения.
Чтобы не утомлять читателя, приведу лишь несколько примеров таких фамилий, бытующих у нас в районе: Аза­нов, Байков, Баскаков, Бахтин, Башкиров, Букреев, Ду­ванов, Измалков, Калаев, Кулаев, Карандеев, Карташов, Касымов, Китаев, Клычев, Коняев, Кудаев, Кунаковский, Обоимов, Салманов, Селеменев, Сундеев, Сундуков. Ту­лаев, Уланов. Уразов, Ушаков, Чичканов, Шабанов, Ша­лимов, Шарапов, Шахов.
От всей массы такие фамилии составляют до 10 про­центов. К тому же одну и ту же фамилию часто носят несколько десятков семей: фамилию Касымов носят 45 семей, Шалимов - 36, а Баскаков - 125 семей!
Многолетняя работа с фамилиями поставила столько вопросов, проблем, загадок, что мне, наконец, стало ясно: одному мне все это не под силу.
И в заключение полушутя-полусерьезно замечу, что те­перь я нисколько не удивлюсь, если вдруг найдутся мои дальние, родственники среди татар или мордвы.

3. ВМЕСТО ЭПИЛОГА
«В них обретает сердце пищу —
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам».
А.С.Пушкин

Люди всегда искали своих родственников и пред­ков. Ищут их и сейчас, пропавших на фронтах Великой Отечественной войны, замученных в застенках ГУЛАГа и гитлеровских концлагерях. Ищут своих родителей и дети, потерявшие их в панике и неразберихе бомбежек, эвакуации по дорогам войны.
Не искало своих предков только наше родовитое барство, ибо в этом просто не было необходимости: в их семейных архивах уже давно хранились и царские жалованные грамоты, и родословные. На фронтонах их особняков красовались пышные со всей средневековой атрибутикой фамильные гербы. А в барском доме в определенном месте в золоченых рамах висели порт­реты их родоначальников, зачастую выполненные их же крепостными художниками. В царствование Екате­рины II, золотой век русского дворянства, все дворян­ские фамилии были занесены в специальные книги, снабженные соответствующими историческими справ­ками и комментариями.
К слову сказать, в нашем краеведческом музее хра­нится образец такой регалии — копии фамильного гер­ба и "Родословной господ Радищевых", предков автора "Путешествие из Петербурга в Москву".
Но мы, жители Усманского края, лишены таких возможностей: наши предки не имели ни фамильных гербов, ни расписанного до 10-го колена "родословного древа", а если и были какие-то жалованные грамоты, то они их давно растеряли. Да и те немногие документы, которые все-таки сохранились и касаются нас с вами, разбросаны по разным, подчас, труднодоступ­ным архивам Москвы, Воронежа, Тамбова. Даже про­никнув в эти "святая святых", мы вряд ли сможем ими воспользоваться: для работы с документами, да еще 17 века, нужна все-таки кое-какая специальная подготов­ка. А документов по Усмани древнее 17 века просто не существует.
Теперь то мы знаем, что наши предки — служилые люди, которые строили оборонительные сооружения, крепость, отражали бесчисленные набеги врагов, то есть те, кто "верой и правдой служили царю и Отечеству".
Но в 15-17 веках была еще одна большая категория служилых людей, почти неизвестная широкому кругу читателей, так как советские историки почему-го из­бегали писать о них, тем самым создавая "белые пятна" там, где их вовсе не должно было быть.
Речь идет о служилых татарах и, поскольку они имеют прямое отношение к нашей Теме, поговорим о них несколько подробнее.
Начнем опять издалека. В 1480 году после безрезультарюго "стояния на Угре" последний золотоордынский хан Ахмед отступил со своим войском на юг, затем был убит ногайцами. После этого еще в течение двух десятков лет его бездомное войско судорожно ме­талось по степи между Доном и Днепром, преследуемое крымскими и московскими войсками.
Так пришел конец Золотой Орде. В это же самое, время умные и дальновидные ордынские фердалы, ко торые не могли не видеть поступательного усиления Москвы, прекрасно понимали, что дни Орды сочтены, а это неизбежно таило в себе угрозу их личному бла госостоянию. И татарские мурзы (князья) вместе со своими ордами начинают переходить в Московское государство.
Так, в 15 веке находившийся близ Рязани так на зываемый Мещерский городок был отдан Василием Третьим во владение золотоордынскому хану Касиму. Потом под именем города Касимова он стал ценром Касимовского ханства, которое было всего лишь игрушкой в руках Москвы, и просуществовало вплоть до конца 17 века. А позже, уже в 18 веке, последняя ханша Фатьма Султан-бике (не было наследников по мужской линии, и династия пресеклась) стала обычной крепостницей: впрягала в коляску мужиков и разъезжала по своим карликовым владеньям (всего три татарских села вокруг Касимова). Сразу же после революции отпрыски "владетельных" ханов сеиды Шауловы эмигрировали во Францию.
Я пишу это к тому, что таких островков татарского служилого населения, подобных Касимову, на карте Центральной России было много.
Эмиграция татар продолжалась и после падения Орды. Уезжали мурзы и царевичи и из Казанского, и Астраханского ханств, из Ногаев.
Во многом способствовало переселению татар на Русь и то, что московское правительство усердно при­глашало их в Мордовию и Мещеру, обещая им и зем­лю, и жалованье. Вот как, например, Иван Грозный в 1559 году приглашал ногайских мурз: "... и вы б пое­хали к нам со всеми своими людьми, которые ныне с вами. А мы вам всем и вашим людям дадим место на Украине в Мещере, где вам пригоже кочевать, и по­жалуем вас великим своим жалованьем..."
Поступивших на русскую службу татарских цареви­чей и мурз стараются селить в пограничных русских городах, подвергавшихся частым нападениям их сопле­менников. А с начала строительства Белгородской чер­ты, где различные острожки и крепости стали расти один за другим, потребность в людской силе особенно возросла. Случалось, что беглый ордынский царевич, находясь в крайности, сам предлагал, чтобы его оста­вили в пограничном городе "стеречь Русскую землю в продолжении всей жизни".
Кстати сказать, что после разгрома Иваном Гроз­ным Казанского ханства, в Москву посылались письма, в которых татарские князья просили царя принять их к себе на службу, при этом умышленно сгущая краски положения, жалуясь на свое "из­неможение" и "сиротство". Именно отсюда и пошла наша поговорка: "Что ты прикидываешься казанской сиротой?"
Эти выходцы, сначала из Орды, а затем и из других феодальных объединений после ее распада, в значи­тельной степени пополнили ряды наших столбовых дворян: Аксаковы, Аракчеевы, Кутузовы, Карамзины, Кочубеи, Куракины, Нарышкины, Рахманиновы, Ти­мирязевы, Тургеневы, Тухачевские, Чаадаевы, Шахов­ские, Шереметевы и сотни других вели свои роды от татарских князей.
Среди перебежчиков были и люди очень высокого ранга, члены царствующего дома Казанского, Астра­ханского ханств и, конечно же, им пришлось стать все­го лишь послушным орудием в руках ловкой москов­ской политики.
А основная масса людей, которых привели с собой все эти мурзы и царевичи, несла все тяготы погранич­ной службы так же, как и их русские собратья. Состав пограничных отрядов был весьма разноплеменным: тут были татары, мордва, чуваши, мещеряки, черкасы, литва, немцы.
Случалось так, что эти многочисленные татарские отряды были рассредоточены главным образом на зем­лях былого расселения мордвы, на территории совре­менных Рязанской, Тамбовской, Пензенской и других областей. Многие татарские выходцы принимали кре­щение, что правительство всячески поощряло допол­нительными наделами земли и жалованьем деньгами.
Эмиграция татар продолжалась вплоть до 17 века. К этому времени весь север Тамбовского края был за­селен главным образом татарами, которые и были здесь основным элементом служилого сословия.
Со временем татары в роли служилых людей рас­селились по всей огромной территории юго-восточной Руси. В дошедших до нас десятнях, своего рода пере­писях служилых людей, почти в каждом городе, укреп­ленном пункте тамбовского, рязанского, пензенского и других краев (не говоря уж о, более восточной терри­тории) мы находим весьма значительный процент слу­жилых татар и мордвы.
С ростом Московского государства пограничная ли­ния отодвигалась далее на юг. Строились новые города, крепости, жизнь же в старых городах становилась более безопасной, росло йх население и, цо мере того, как миновала надобность несения пограничной службы в старых городах и сторожевых пунктах, служилых людей переводили далее, на новые южные места.
И вот передо мной отрывок из "Усманской строельной книги" за подписью воеводы князя Степана Вельяминова: "В деревне под Демшиным отрогом (де­ревня Отрожки — часть с. Поддубровка — А.К.) за детьми боярскими:
за Василием Родионовым сыном Лазуковым, за Ва­силием Ивановым сыном Гниломедовым, за Микитою Дроновым сыном Пупыкиным, за Кондратьем Матве­евым сыном Тороповым, за Федором Матвеевым сыном Кукиным, за Володимером Федоровым сыном Кучеевым, за Кондратьем Степановым сыном Тарховым, за Прокофием Трофимовым сыном Федюкиным, за Клейменом Ивановым сыном Черниковым, за Потапом Григорьевым сыном Банниковым, за Иваном Микифором сыном Чубиным..."

Среди них и мой далекий предок. Но откуда эти люди? Из каких насиженных мест они переселились в Усмань?
Этого я, наверное, никогда не узнаю. Возможно, что где то в архивах и лежат те заветные документы, которые могут пролить свет на эти вопросы, но искать их — все равно что искать иголку в стогу сена.
Но историк ни в коем случае не должен безнадежно опускать руки, если даже нет недостающих архивных документов: на помощь приходит много других не ме нее ценных и богатых информацией источников.
Ведь по истории каменного века тоже нет и не могло быть никаких документов. Однако с помощью археологов, зоологов, этнографов, антропологов и мно­гих других специалистов историки смогли хорошо изу­чить ту древнейшую эпоху, воссоздать жилище, одежду, утварь, верования первобытных охотников на мамон­тов.
Проникнуть в историю нашего края, глубже 17 ве­ка, нащупать ту среду, из которой формировалось его служилое сословие, попробовать выяснить этнические корни первых поселенцев края помогли мне фамилии.
Естественно, и в этом никто никогда не сомневал­ся, что основная масса служилого люда была русской по происхождению. Эго были выходцы из различных, но, в основном, из соседних регионов. Об этом говорят и документы, и все те же фамилии: Рязанцев, Шацких, Ряжских, Данковцев, Ростовцев, Ярославцев, Кашир­ских, Казанцев, Ливенцев, Нижегородов, Тамбовцев и другие.
Но и значителен слой таких фамилий, которые уходят своими корнями совсем в иную среду, в непри­вычный для нас мир народов Поволжья: татар, мордвы, башкир, чувашей, ногайцев.
Я приведу лишь несколько примеров имен и фа­милий из списков служилых людей из этих народов той эпохи, и уверен, что читатель безошибочно узнает в них свою фамилию, может быть, ранее казавшуюся ему не совсем понятной:
Байбулатка Байков (Байков)
Хошкильдей Дуванов (Дуванов)
Калай Исенгулов (Каласв)
Акбулат Кулаев (Калаев)
Айдар Касымов (Касымов)
Китай Кулаев (Китаев, Кулаев)
Кучей Асанов (Кучеев)
Нарт Кирей Батырбеев (Нартов, Киреев)
Обоим Чембулатов (Обоймов)
Сюндей Сарайкин (Сундеев, Сараев)
Сюндук Аширов (Сундуков)
Уланка Сюндюков (Уланов, Сундуков)
Муллагул Уразов (Уразов)
Шабан Еникеев (Шабанов)
Юсуп Шахов (Шахов)

Насколько я попытаюсь осторожно подвести читателя к столь непривычной для него мысли о том, чго нашими далекими предками могли быть выходцы со­всем из иного этнического мира, настолько категори­чен в своих выводах петербургский уче­ный А.А.Шенников. Вот что он пишет: «... в районе Воронежа... записали в городовые казаки группу ка­ких-то старожилов. Действительно, из этих служилых казаков в значительной степени составилось то самое население северной окраины бассейна Битюга (впоследствии южные окраины Воронежского и Усманского уездов), в пользовании которого оказались в 17 веке "ухожья" на Битюге и его притоках. В 18 и 19 веках потомки этих "служилых людей" оставались на своих местах в качестве крестьян-однодворцев, позже госу­дарственных крестьян, а потомки последних и сейчас живут там. И именно у них при этнографических об­следованиях в середине 19 века и даже в середине ны­нешнего столетия обнаружены характерные тюркизмы в языке — фамилии, прозвища и другие слова тюрк тюрк­ского происхождения — и полукочевничьи пережитки в быту — специфические войлочные подстилки вместо перин и тюфяков, приготовление сыра по способу, принятому у многих полукочевников и кочевников, ха­рактерные для усадеб "осевших" полукочевников на погребицы в форме шалаша. Тут явно сохранилась группа обрусевших татар».
Как ни категорично мнение А.А.Шенникова, оно не должно удивлять читателя. Ведь давно известно, что "чистых" наций не существует. Любой этнос (нация) складывается из двух и более компонентов. И, видимо, прав был Лев Николаевич Гумилев, когда писал, что "смесь славян, алан, угров и тюрок слилась в велико­русскую народность". Как бы там ни было, мы, современные прямые потомки этих служилых людей, являемся русскими со всеми вытекающими отсюда послед­ствиями: считаем себя русскими, говорим на русском языке, воспитываемся на русской культуре, исповедуем православную веру.
Правда, иногда я бываю не совсем уверен, на рус­ском ли языке говорили мои отдаленные предки лет этак 400 тому назад?
Вот и подошла к концу моя "экспедиция" по розыску наших далеких предков. Как всегда бывает в таких случаях, больше вопросов, чем ответов. Ответы на одни вопросы за давностью лет похоронила сама Ис­тория; ответы на другие - мы сами.
До революции в одном Усманском уезде насчиты­валось более сотни курганов, которые оставили нам самые различные народы: ведь Усманский край был родиной не только для нас!
После революции все курганы были безжалостно распаханы.

Чудом сохранилась страшная и таинственная Городянка или Кудиярово городище близ Студенок. Но его спасло не чудо, а непроходимая чаща леса, где оно притаилось.
Кто, когда и для каких целей воздвиг это чудо фортификации? Никто не знает. Не знают этого и воронежские археологи. Глубоко убежден, что разгадка тай­ны этого городища позволила бы заново написать стра­ницы самой ранней истории наших предков.
И в заключение скажу обычное: вся надежда на молодых. Во что бы то ни стало надо продолжить то дело, которое так блестяще начал Борис Петрович Княжинский.
слева от кордона в чаще леса Кудия­рово городище.

 Кучеев, А. В поисках далеких предков // 1994. - 15 окт.; 15 нояб.; 24 дек.. - фото.