Усманский

краеведческий портал

Кустов Павел Петрович
Кустов Павел Петрович

МАЛАЯ РОДИНА В ПОЭЗИИ ПАВЛА КУСТОВА

«...В моем сердце сохранилась горячая сыновняя любовь к щедрой земле родного Усманского края». Павел КУСТОВ

Изучая автобиографические данные Кустова, заме­чаешь, что на его поэзию большое влияние оказала ма­лая родина. Он писал: «Тот, кто в ранней юности дышал свежим воздухом полей и перелесков, кто сам пахал и бороновал, косил и молотил, ездил со сверстниками в ноч­ное, тот, мне кажется, до конца своих дней не может осво­бодиться от впечатлений, навеянных деревней. Вот поче­му сельская, колхозная тематика преобладает в моем твор­честве».

Кустов вырос в крестьянской семье, с детства воспи­тывался отцом и матерью в груде, родители приучали его смотреть на ломоть ржаного хлеба, как на великое сокро­вище. Места, где он жил, были необычайно красивы: гро­мадные шапки лесов соседствовали с равниной, медлен­но текли многочисленные ручейки и реки, громадной змеей уходил от Девицкого леса на север старинный та­тарский вал.
В детстве Павел Петрович вместе со своими сверстни­ками часто бывал в ночном, от полевого костра исходило приятное телу тепло, а нос щекотал дымок. В такие дни приходило ощущение романтики. «Вот почему, — пишет П.П. Кустов, — образы, навеянные деревней, органичес­ки входили в наши стихи» (речь идет об однокласснике Максиме Веревкине, который помог Павлу напечатать его первые произведения).
С большой теплотой и любовью поэт Кустов говорил о земле своих предков: «Щедрая земля-кормилица рано, очень рано научила меня ценить хлеб. Тот самый хлеб, который щедро рожала она для моих завальновских зем­ляков и, конечно, для меня. И первая моя заметка в Усманскую газету была о них, хлеборобах, людях труда. За­тем появились стихи. Писались они еще неуверенно, роб­ко. Да и мало тогда думал я о том, что буду поэтом».
Да, в свое время Кустов мечтал Стать пахарем, не счи­тал это занятие чем-то зазорным, унизительным, и по­этому заметки в газету подписывал так: «Красный па­харь».
Земля-кормилица была для него бесценным природ­ным творением, после трудов праведных дававшая щед­рую отдачу. «По весенней, еще холодной земле, — писал Кустов в газетной заметке «Земля моих предков», — хо­дил босиком с лукошком, бросая драгоценные, золотые зерна пшеницы. Бросал затем, чтобы поднялись они тя­желыми колосьями, литыми зернами». А было это во вре­мена юности.
...Прошли годы. Поэт покинул родные места, долгое время паботал на Севере, полюбил и этот суровый край вместе с проживающими там людьми. Но, самое главное, «никогда», где бы ни был, не забывал родные усманские места». Малая родина неотступно стояла у него перед глазами, навевала воспоминания, тянула к себе, напоминала о товарищах, с которыми хотелось поговорить, вспомнить прошлое.
Увы, случалось это редко…
Итак, зов малой родины... Не случайно в одном из сти­хотворений поэт признавался:
...Хочется в литературу
Мне больше сельщины ввести.
И надо сказать, что ему это удавалось. Дело в том, что с первых лет своей стихотворческой деятельности он старал­ся оттачивать каждую строчку, каждое слово, чтобы дос­тичь вершин поэтического мастерства:
И как я гордился, бывало,
Когда довести мне свой стих
До той высоты удавалось.
Которой умелей достиг.

Свое предназначение и место в обществе он определял следующими строками:

И я заработаю право
Быть с песней в переднем строю
Затем, что без устали славу
Всегда человеку пою!

А путь в поэзию начался у Павла Петровича в годы бурных событий, происходивших в стране. В гущу этих со­бытий он входил «сельским подростком зеленым»:
Страна воевала, трудилась,
И мне, повзрослевшему вдруг,
То конником быть приходилось,
То вновь становиться за плуг.

В стихотворении «Останется в сердце моем» поэт отра­зил то далекое время словами:

Я видел, как крепнут Советы,
Как сильной становится Русь.
И тем, что участвовал в этом,
Сегодня по праву горжусь.
И что мне все званья на свете.
Каких я достичь не сумел,
Когда в комсомольском билете
Я номер трёхзначный имел!

А это значит, что был он одним из первых усманских комсомольцев. Писать стихи он начал с двенадцати лет. Пер­вые пробы пера опубликованы в 1918 году в «Усманской газете», затем в «Красном пути»:

В политике не много понимая,
Но рано встав со взрослыми в ряду,
Я написал стихи о Первомае
Мальчишкой в девятнадцатом году.
Сочтя, должно быть, очень важным это, —
Писал крестьянский сын, не кто-нибудь, —
Их сразу напечатала газета.
Уездная газета «Красный путь».

Таким образом, уездная газета дала как бы зеленый свет Кустову в большую поэзию, поддержала его первые творческие начинания. Публикация стихотворения по-своему действовала на начинающего поэта: он хо­дил как в тумане, хотелось каждому встречному ска­зать. на что способны крестьяне, кроме выращивания хлеба Кустов вспоминал, как много писал после пер­вых публикаций, но, очевидно, написанное ему само­му не понравилось, и он сжег целую тетрадь со стиха­ми. II лишь примерно через год в газете появились сти­хотворения более зрелого содержания. Спустя много лет когда Кустов был уже маститым поэтом, чувство встречи праздников стихами, родившееся у него еще в юности, осталось:
Я чувством тем же вновь обуреваем, —
Его сберечь не просто на веку, —
С которым накануне Первомая
Сложил когда-то первую строку.

А теперь перейдем непосредственно к тому, как в сти­хах русского поэта и нашего земляка отразился вечный зов малой родины. Исходить надо из глубоко прочувство­ванных слов, являющихся для нас как бы своеобразной исповедью: «...в моем сердце сохранилась горячая лю­бовь к щедрой земле родного Усманского края» (1968 год).

Об отношении к родным местам поэт говорил в ряде своих стихотворений, где он вполне автобиографичен, но писал не только о себе, как бы отдельно существую­щем: П. Кустов считал себя неразрывной частью приро­ды. А природу-то, надо прямо сказать, он умел прекрас­но воспеть, так что, читая стих, чувствуешь дуновение холодных и теплых ветров, шелест листвы деревьев, скрип человечьих шагов по хрусткому снегу, свет слепящего солнца в знойный день, острый запах скошенной просу­шенной травы на лугах...

Хорошо в лугах на сенокосе,
Если ветер по полю разносит
Сытный запах кулеша и хлеба...
Мы неделю на поёмах жили,
И не много радостей дарили
Нам земля и голубое небо.

Писал Кустов и о людях, и о сельском труде:

Люблю я простор наш великий
С привычной людской суетой,
Согласные взмахи и крики
В пшеничной пыли золотой.

Живя далеко от родных мест, поэт вспоминал родной отцовский дом старой кладки, вросший в землю, где вместо порога лежал мельничный жернов, на воротах висели бараньи рога, двор окружал хилый плетень, а на огороде росли огурцы, тыквы... С этим домом, окружающей его обста­новкой, конечно, изменившейся, поэт встретился через мно­го лет:

Я мальчиком здесь был в последний раз,
Ещё пушок не вылез над губою,
Когда я твой порог переступал
И выходил на пыльную дорогу.

А ныне голова моя седа,
Дрожит рука и сердце, словно в клетке,
Под рёбрами колотится в испуге...


А что же стало с домом? Поэт увидел его таким же: кирпичным, с железной крышей, но за годы глубже ушед­шим в землю, с покривившейся трубой. Но самое главное, пожалуй, было в том, что никто у родного порога его не встречал.

Давным-давно полынью заросли
Могилы деда, брата и отца
На кладбище просторном против церкви.
И стало в доме пусто.
Мать-старушка
В чужой избе...

А потом и она умерла. И в старом отцовском доме по­селились чужие люди, прирезали себе пустовавший забро­шенный соседский сад, кто-то начал колоть жернов на кус­ки. Прошли годы, все изменилось, стало рушиться родное гнездо... А вспоминал отчий дом Кустов, по его призна­нию, для того, чтобы водворить мир в своей душе и дать успокоение сердцу.

Читая стихотворение «Из прошлого», представляешь отца Павла Петровича: морщинистого мужика с подобран­ным от голода животом, обтянутым старческими ребрами, с потрескавшимися губами, одетого в грубую рубаху:

Ранним утром до зари румяной
Мой отец вставал, как пьяный,
И, слегка качаясь, шёл с косою...
Ветер целовал его морщины,
И трава некошеной лощины
Обливала свежею росой.
И пока зарю встречали птахи,
Широко его ложились взмахи
И дымился пар с рубахи грубой. ..

А вот что писал Кустов о своем деде — мастеровом человеке, рано покинувшем родное село и поселившемся аж в самой столице России — Санкт-Петербурге:

Мой дед ходил в отход когда-то
И в Петербурге он живал,
В ночлежке знал топчан дощатый
Да чёрствый хлеб один жевал.
Он был лучшим каменщиком в артели:
И молва о нём живет доселе
Среди соседей и родных.

Поэт часто вспоминал родные края с его ветряными мельницами, продуваемыми ветрами. Это — неизбежный атрибут села, без которого нельзя было прожить. И если кружились деревянные крылья мельниц, значит, жива де­ревня, живы ее люди-трудяги на усманской земле. П. Кус­тов по-особенному, по-сыновьи относился к ветряным мельницам, словно это были живые существа:

Люблю я сельские ветрянки,
Где небольшие жернова.
Где постаревший на покое,
Всего видавший на веку,
Скучает мельник и рукою
Сухую пробует муку.

Мельник и голуби, которые его окружали, и были пер­выми повседневными друзьями Кустова. Павел Петрович, как он вспоминал, часто заходйл к мельнику, и тот, по тра­диционному обычаю, брал в руку рассыпчатую муку и клал в рот, как какое-то особое яство. Ведь это был хлеб, а не что-то иное! А хлеб приносил радость жизни, успокое­ние, надежду на лучшее.

«Ёлка в деревне» — таково название одного из стихот­ворений, говорящих о старых и новых явлениях, происхо­дивших в деревне после революции:

Мы, дети, читавшие в книге о ёлке,
Не знали её в деревенском быту...

Елки были где-то в барских имениях, и простым крес­тьянским детям оставалось только бросать в светящиеся окна господ камни, чтобы подавить в себе возникавшую зависть:

Но наступило новое время:
И вот, неусыпно о школе радея,
Решил детворе угодить наробраз:
Его увлекла не на шутку идея —
Устроить на праздниках ёлку у нас.

И ёлка, наконец, в сельской школе появилась:

Я. помню, стоял у неё онемело,
Мальчишеской радости не описать.
Хотя мы держались в кругу неумело,
Но все выходили и петь, и плясать.

И пусть в ту пору на елке не густо было игрушек, и дети пили из кружек морковную жижу вместо чая или каких-то других напитков, всем было весело, и это осталось надолго в памяти — детской и взрослой.
Павел Кустов был одним из первых усманских комсо­мольцев, хорошо помнит в Усмани двухэтажный дом с брос­кой, но необычной вывеской «Уком»:

Он жизнью жил и шумной, и кипучей.
Уездной молодёжи уголок.
Весь был истоптан пол его скрипучий
И табаком прокурен потолок.
Я помню эти комнаты-клетушки,
Где сиживали мы день-деньской
И где без одеяла и подушки
Укладывались часто на покой.

В его стихах предстают перед нами все новые и новые .люди с их индивидуальными судьбами, истории отдельных событий, происходивших на усманской земле.
Вот стихот­ворение «Художник». В нем поэт ведет рассказ о сельском художнике Василии, односельчанине-однолетке, длинном, худом и рыжем человеке, жившем в ветхой сельской из­бушке. Вот сюда-то и ходил Павел Кустов смотреть, как художник рисовал иконы, за что отец его ругал, а порой даже бил смертным боем. Иконы Василий передавал сель­ской церкви. Но вот наступила пора, и сельский художник- иконописец умер:

Васька умер, недолго прожив:
Все у них слабогрудые были.
Пели певчие «Святый Боже»,
Когда мы его хоронили.

А через какое-то время Кустов

...расстался с отцовским кровом,
Взяв пожитки и хлопнув дверью...
Кем он был бы, мой друг, Рублёвым?
Или в новой писал манере?

Кустов, как истинный патриот, любил родной край до конца своей жизни, и писал о нем в своих стихах: о том, как где-то под печкой стрекочет сверчок, шелестят вокруг до­мов травы, вьется из многих труб домов, покрытых соло­мой, кизячный дым:

Мне по душе степные сёла.
Где пусто среди бела дня.
И весь их облик невесёлый
Поныне трогает меня...
Отцы и деды наши пели.

Как ни томила их страда
И композиторы доселе
Идут за песнями сюда.

Обращают на себя внимание последние две строки сти­хотворения. Действительно, композиторы, знатоки и любите­ ли народных песен, и по сей день черпают свое вдохновение из истоков подлинно народного песенного творчества в се­лах, где еще сохранились исполняемые хоровыми коллекти­вами местные песни.

Отдал дань в своем творчестве Кустов и бурным после­революционным событиям, когда всюду было много ново­го, необычного. В стихотворении «Подвиг» он писал:

Мне сёла вспомнились степные
Той чернозёмной полосы...

А дальше — рассказ про молодую учительницу, при­ехавшую в село учить людей грамоте в 1920 памятном году. Но она, оказывается; не только учила, а и вела с людьми- сельчанами разговор о продовольственной разверстке в тот голодный год. Была она беспартийной, но и ей могла влететь ночью пуля в спину, за ее агитацию...
Через какое-то время поэт встретил эту женщину на станции — поседевшую, но узнаваемую, поговорил с ней, вспоминая былое:

Она про подвиг свой — ни слова,
Зато как взор её горит,
Когда о поколенье новом
Она с тобою говорит.

Тут все — герои дел похвальных,
А ей-то вот и невдомёк.
Как той степной избы-читальни
Был героичен огонёк.

Здесь, в Завальном, Павел Кустов когда-то встретил свою первую любовь:

Во сне, иль в детской сказке, что ли,
Иль яви явственней любой
Была Келейникова Оля —
Моя мальчишечья любовь ?
В уезд, охваченный пожаром.
По следу банды Карася Она явилась комиссаром,
Им слово правды принеся.

Все, что окружало его в детстве и юности, осталось близ­ким, родным, постоянно навевало какие-то мысли. Вот сти­хотворение «Река моего детства». Написано оно то ли о реч­ке Матренке, протекающей через село Завальное и уходя­щей на запад, то ли о реке Усмани. Неважно. Посмотрим, как тонко, лирично поэт говорил о ней:

Вода бежит, переливаясь звонко,
И вдруг смолкает, в омута попав.
У каждого была своя речонка,
Затерянная средь камней и трав.
На Днепр и Волгу мало чем похожа,
Она вилась, безвестная в миру,
Пригодная лишь на одно прохожим,
Чтоб ноги в ней похолодать в жару.
А мы в той речке, ставшей нам купелью,
Ловили пескарей по целым дням.
И книжки в школьных сумках сиротели —
До чтенья ли в ту пору было нам?

На речке этой часто слышались бабьи пересуды, дроб­ный, как у дятла, стук их вальков, когда они приходили сюда стирать белье... Река, хоть и была мала, уводила мальчишек в далекую неведомую Атлантику, просторы которой брез­жились... Интересна и назидательна концовка стихотворе­ния о реке:

О ней мы вспоминаем, слёз не пряча,
А сколько по России рек таких!
Пускай топограф их не обозначил —
На карте сердца вы ищите их!

Последняя строчка — это обращение ко всем нам: по­мнить родные места и маленькие, как эта, речки, греющие сердца. Ведь это наша малая родина! К ней Кустов возвращался вновь в стихотворении «Хоть нет давно на голове кудрей»:

Хоть нет давно на голове кудрей,
Хоть взялся сединой, чрезмерной даже,
Не стал я ни солидней, ни мудрей
И имени известного не нажил.
Всё тот же я. что в прежние года...

Оказалось, что он по-прежнему несмел на людях, молча­лив, порою даже слезлив, с усталым взглядом, то есть остался таким, каким был в молодые годы, живя в Завальном.
Но са­мое главное, пожалуй, что он жил:

...с думой неотступной о селе.
Где никого из близких не осталось...
Он хочет лишь одного в свой юбилейный год:
Чтобы ко мне с воронежских полей
Полынный ветер долетел с приветом.
А зачем?

Пусть всё, что я любил, вместится в нём:
И шелест ржи на гумнах молотильных,
И гул моста под вороным конём,
Которого укрыл скотомогильник.

Живя в Ленинграде, поэт очень часто вспоминал усманские края:

В просторном доме на Литейном
Я вспомнил траву повитель.

Эта сорная, по нашим понятиям, трава, по тонкому на­блюдению Кустова, имеет свою красоту: листья у нее, как сердечко, цветы в виде белого зонтика. Повитель как трава нигде не славится, однако она дает пользу (пчелы берут с цветков нектар). П. Кустов, может быть, единственный в России поэт, который воспел в стихотворениях эту скром­ную траву...
Тем более, что в наших усманских краях ее сколько угодно на полях и огородах.

Поэт очень внимателен ко всему живому в природе: животным, птицам, насекомым, умеет тонко сравнивать их жизнь и деятельность с человеческой. Вот, например, стихотворение «Дятел»:

Исполнен забот, безучастный к весне,
Работает дятел на старой сосне.
Как молотобоец, силён и умел,
Он кожаный фартук недаром надел.
По свежей поковке красней кирпича
Раскатистым молотом бьёт он сплеча,
И кажется мне, в довершенье всего,
Что искры летят из-под клюва его...

Бережное, трепетное отношение было у Павла Петро­вича к красавице русской природы — березе. Сережки он сравнивал со слезами, стекающими на землю с высо­ты, в каждом нежном листочке видел какую-то грусть. И всем сердцем стремился к этому дереву, которое зеленой листвой касалось его коротких волос, когда он был еще мальчишкой. Обращаясь к березке, словно к живому су­ществу, он писал:

В весёлую пору детства
Я взглядом тебя ласкал.
Не помню, какое средство
Под тонким стволом искал.

Поэт сравнивает березу с подругой детства. А она дей­ствительно была и жила в том же селе:

Насмешница с косою,
Что в дальнем конце жила,
И статью, и красотою
Такая ж, как ты, была...

Прошли годы. Выросла эта береза, и стоит она за селом одна, как вдова. А та подруга детства — насмешница с даль­него конца села, конечно, вышла замуж за другого.

Как видим, сельская тематика Кустову была особенно близка и понятна. Хлеб он называл «бесценным даром». После упорного труда, когда руки покроются мозолями,
Хлеб чёрный, посыпанный солью,
Всех слаще кажется вдруг.

Стихотворения «Баллада о лаптях», «Кудеяр», «Малые реки», «Песня про 212 полк» и другие основаны на мест­ном материале. Поэтому нам, землякам Кустова, близки строки этих его стихотворений, отражающих события, про­исходящие в районе, Усмани. Есть стихи, посвященные при­езду в Усмань Всероссийского старосты М.И. Калинина в 1919 году.

А вот строчки о налете мамонтовцев на город:

Я помню зрелище такое:
Казачий конный генерал
Стоял и собственной рукою
Шрифт типографский рассыпал.

Примерно в это же время налетчики были и в Заваль­ном, где разыгралась кровавая драма. Отражена она в сти­хотворении «Односельчанин Бубнов Петр», в котором ге­рой мужественно встретил смерть, не молил о пощаде, смотрел прямо на врагов в тот дождливый и запомнив­шийся автору на всю жизнь день:

В том году, крутом и жёстком,
Погубившем столько душ,
Был я школьником-подростком,
Непоседливым к тому ж.
И, в пустом сарае сидя,
Для каких, не помню, дел,
Это я всё точно видел —
Суд казачий и расстрел.
А потом на печке лёжа,
Натянув тулуп на грудь,
Всё дрожал я мелкой дрожью
И никак не мог заснуть.

Родная природа отражена Кустовым в стихотворениях «За­поведник» и «Русский лес». Поэт понимал назначение Воро­нежского государственного заповедника, с отеческой заботой относился к тому, что в нем проживало и произрастало:

Растёт богатство дармовое,
Ему я должное воздам,
Пускай плодится всё живое
По заповедным тем местам.

Пусть лезут травы и коренья,
С соцветий сыплется пыльца,
Чтоб отдыхали слух и зренье
И мягче делались сердца.

Действительно, именно в заповедном лесу слух и зрение человека действуют как-то по-особенному, оттого и сердце смягчается. Поэт считал, что в лесу, где «сплелись береза и сосна, вкусен хлеб домашний с крупной солью и вода из родничка вкусна».
Биографию человеческого сердца писал Кустов в сво­их стихах. Теперь мы видим, как влекла его малая родина, какими невидимыми нитями он был с ней связан:

Что может быть сравнимо с этим счастьем —
Пройти леском иль краем борозды,
Где просятся к поэту в соучастье
Перепела, и сойки, и дрозды!

Лежит земля — всего первооснова,
Разнежась, как от первого дождя,
В дорожные стихи не только словом,
А запахом и звуками входя...

 Борис БОРЗУНОВ