Усманский

краеведческий портал

Цветаева Марина Ивановна
Цветаева Марина Ивановна

ВОЛЬНЫЙ ПРОЕЗД ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ

Не так уж много в Рос­сии мест, где побывала Марина Цвета­ева, — по мнению Иосифа Бродского, лучший поэт двадцатого века.  Москва, Петроград (в 1915 и 1916 году); … Таруса, Крым; Подмосковье — Болшево, Голицыне; татарские Чистополь и Ела­буга... Усмань...
Ну и всё, наверное...

* * *

Почему выбор Цветаевой пал на Усмань?
Вряд ли она выбирала.
Первые записи, с которых потом начнется «Вольный проезд», она делает еще в Москве: «Пречистенка, Институт Кавалерственной Дамы Чертовой, ныне Отдел Изобразительных Искусств. Клянусь Богом, что живи я полтораста лет назад, я непременно была бы Кавалерственной дамой! (Нахожусь здесь за пропуском в Тамбовскую гу6<ернию>... – за пшеном.)
Вот как описывает она себя в то время: «Зеленое, в три пелерины, пальто, стянутое широченным нелакированным ремне). Темно-зеленая, самодельная, вроде клобука, шапочка, короткие волосы. Из-под плаща – ноги в серых безобразных рыночных чулках и грубых, часто не чищенных (не успела!) – башмаках. На лице – веселье...»
И еще: «Что меня заставляет так мучиться с этими очередями, кооперативами, Смоленскими, вокзалами? – Д<олжно> б<ыть>, всё-таки – чувство долга, но так как я от природы чувствую отвращение к долгу, я бессознательно (из самообороны!) превращаю всё это в приключение».
Вот такое приключение – от отчаяния и безысходности – привело ее и в Усмань.

И так, 1918-й... Москва голодает, горожане пытаются выменивать оставшиеся у них вещи на еще оставшиеся у крестьян продукты. И чего только ни выносят на московские рынки, в том числе и на знаменитую Сухаревку, «бывшие» люди! Продавала и Цветаева: ведь дома двое маленьких детей — Ариадне 6 лет, Ирине — полтора года, а сама она так неприспособлена к добыванию пропи­тания, к базарным толкучкам, очере­дям... Нужда заставила ее бегать по рынкам, что-то выменивать, продавать, но беда была в другом. Свои вещи, одежду она всегда выбирала сообразу­ясь лишь с собственным, весьма неординарным вкусом, ценила все не самое дорогое, а самобытное, редкое, искусно исполненное. И потому, на рынке это мало кому нравилось...
В деревне же можно было выме­нять продукты на ситец, мыло, спички. Кто-то из знакомых пригласил Цветае­ву поехать на станцию Усмань Тамбов­ской губернии. Этот знакомый ехал с другом и его тещей, которая бывала там уже трижды и обещала спутникам «зла­тые горы»: муку, пшено, даже свиное сало. Насколько же была сильна нуж­да, если Цветаева, не умевшая заказать обед кухарке, готова была ходить по избам и вступать в торговлю с де­ревенскими баба­ми!
В сентябре 1918 года, на­сколько мне изве­стно — 6 числа, Марина получи­ла какое-то полуфиктивное удос­товерение о командировке «для изучения кустар­ных вышивок» и отправилась в путь. Мука, запи­шет она потом, рифмуется толь­ко с одним сло вом: мешок. Настроение под стать об­стоятельствам...
Наверное, ее спутники были заин­тересованы в этом пропуске, ибо же­лезные дороги были закрыты для сво­ бодного провоза продуктов: новая власть боролась с новым племенем — «мешочниками». В цветаевском про­пуске было оговорено: «Вольный про­езд (провоз) в 1 1/2 пуда». Так описывает это предприятие Виктория Швейцер в своей книге «Быт и бытие Мари­ны Цветаевой»: «В дороге Цветаева на­чинает понимать, что они едут на рек­визиционный пункт (место его распо­ложения мы пытаемся найти в архивах — Э.М.), где служит красноармейцем сын «тещи...» Действительность оказа­лась страшнее рассказов. В первую же ночь Цветаева присутствовала при обыске у владелиц чайной, где они с «тещей» ночевали. Такой «встречей» сын-красноармеец развлекает мать и показывает, как далеко распространя­ется его власть над чужими судьба­ми...».

Усманский вокзал начала 20 векаУсманский вокзал начала 20 века
«Станция Усмань Тамбовской губернии, где я никогда не была и не буду..."

«Крики, плач, звон золота, просто­волосые старухи, вспоротые перины, штыки... Рыщут всюду», — это уже сама Цветаева. На целую неделю с лишним Марина стала бесплатной служанкой у жены то ли командира, то ли комисса­ра реквизиционного отряда, у которой ее поселили. Здесь же столовались чле­ны отряда. «Зато она, — пишет Швей­цер, — смогла вблизи рассмотреть не­посредственных вершителей револю­ции, ежевечерне выслушивать их рас­сказы о «работе...» Грабят всех, грабят с удовольствием и даже с вдохновени­ем, отбирают все: хлеб, сало, золото, ткани. Награбленное делят на месте грабежа... У самого симпатичного из красноармейцев, цветаевского «Стень­ки Разина», которому она читала стихи и подарила перстень с двуглавым ор­лом и книжку о Москве, в кармане четверо золотых часов. «Стенька» с одинаковым восторгом рассказывает о своем отце — околоточном надзирате­ле и «великом церковнике», о Наслед­нике, в чьем полку недавно служил, и о том, как грабил банк в Одессе...»

Никогда до Усмани Цветаева не пред­ставляла этих ранее вполне обычных, вежливых и уступчивых горожанок — «тещу», хозяйку дома — такими, каки­ми увидела их здесь. А ведь когда-то «теща» была портнихой и даже шила на жену дяди Цветаевой; теперь же го­това вцепиться в волосы любому, кто позарится на ее добро, и угрожает сво­им сыном Колькой (выпускником ус манского реального училища, в кото­ром ныне располагается педагогичес­кий колледж...) — «самым что ни на есть большевиком...» Хозяйка, бывшая вла­делица трикотажной мастерской в Пе­тербурге, вся отдалась алчной жажде золота, которое носит за пазухой, и чи­тает только Карла Маркса. А может, они и не стали бы такими, если бы не рево­люция?.. Как и ее «Стенька»... Был бы примерным солдатом и верно служил Царю и Отечеству: недаром у него два Георгия. А революция подвигла его на грабежи и убийства...

Не стану цитировать сам очерк «Вольный проезд», он стоит того, чтобы его по­мнить прочитавшим и прочитать тем, кто этого еще не удосужился сделать. Меж тем, воспользовавшись гумилев­ской мыслью — правда, в моем изложении — о том, что «все для по­эта благодать, и из всего родится слово», погово­рим о том, что же в Усмани Марина почерпнула для себя как поэт, что вынесла из нее с пользой для себя, своей души и творчества, не­смотря на весь ужас времени и унизительность, если такое быва­ет с личностями высокодуховны­ми, своего поло­жения.
«У России есть Усмань неда­ром», — написал уже в советское вре­мя усманский поэт Юрий Каширских, и судьба Марины Цветаевой, ее память об Усмани подтверждают эти его слова...

 Ус­мань вспоминала она и в 1938 году, перед отъездом в Россию. По некоторым дан­ным, «Вольный проезд» был написан лишь спустя шесть лет после поездки в Усмань, в 1924 году, уже за границей, и опубликован в парижском журнале «Современные записки» (номер 21 за 1924 год). Однако в конце очерка, опуб­ликованного в журнале, после слов: «Ах, рука на прощание, с моим перстнем! Станция Усмань Тамбовской губ. — последний привет!» значится: «Москва, сентябрь 1918 г. Марина Цветаева».

Так вот, в 1938 году, на листе с окон­чанием «Вольного проезда» — веро­ятно, из того самого журнала, — Ма­рина своим убористым почерком над­писала внизу: «Перечитывала и прави­ла двадцать лет спустя, накануне дру­гого вольного проезда». Подпись — и: «Ванвер, 14 мая 1938 года».

Как видим, усманские впечатления еще долго жили в Марине и отража­лись, конечно, и в стихах, как написан­ных во время поездки и по свежим сле­дам, так и созданных гораздо позднее. Это «Под рокот гражданских бурь...», «Колыбель, овеянная красным...», те же «Глаза», о Стеньке Разине, «Офицер гу­ляет с саблей...», «Ты дал нам муже­ства...». «Усманские» мотивы я чув­ствую и в двух стихотворениях под од­ним названием «Барабанщик» и в дру­гих: «Две руки и пять на каждой...», «Ветер, ветер, выметающий...» и навер­няка еще в каких-то...

И кто знает, скольких бы великолеп­ных цветаевских строк лишились бы мы все, если бы не Усмань — страшная, по тем временам, и благословенная, ибо спасала и вдохновляла...

Вернулась в Москву Марина в конце сентября – с небольшим запасом съестного – «18 фунтов пшена, 10 фунтов муки, 3 фунта свиного сала». И массой впечатлений, которых хватило потом на долгие годы творческого вдохновения. В эту поездку Марина Цветаева взяла с собой тетрадь, куда записывала диалоги, сценки, портреты – на фоне разрухи, брожения, хаоса. Позднее эти записи превратились в очерк «Вольный проезд», который впервые был опубликован в Париже в 1924 году в журнале «Современные записки».

А еще сразу же по возвращении и вплоть до конца жизни она будет писать стихи, навеянные тем, поворотным в ее судьбе и творчестве, путешествием по крестьянской России, с которой она, по сути, впервые встретилась так близко, так зримо, а главное, услышала ее голос, ее говор, ее дыхание и боль... :
«Офицер гуляет с саблей», «Ты дал нам мужества»,
«Два цветка ко мне на грудь», «Под рокот гражданских бурь», «Колыбель, овеянная красным», «Глаза» и другие ...

12 октября 2002 года на здании вокзала железнодорожной станции Усмань в честь юбилея М.И. Цветаевой и её пребывания в Усмани была установлена мемориальная доска (скульптор В. Челядин).

В 2002 году литературной студией «Родники» при редакции газеты «Новая жизнь» в Усмани был организован поэтический «Цветаевский костёр», с тех пор праздник проходит ежегодно.

Эмма Меньшикова

МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ

Имя твоё — Марина,
Море и плеск волны,
С ним всколыхнут глубины
В мир наш цветные сны,
В сумраке лабиринта —
Искры твоих стихов,
Будет дорогой длинной
В памяти цвет лугов,
Манит к себе Таруса,
Таврия и Москва,
Манит не песней грустной —
Золотом из вина.
Сяду за пианино —
В окнах теплеет свет.
Видишь: плывут былины
Призраками комет?
Улицы ночью тают
Льдинками фонарей,
Музыка отлетает
За горизонт полей,
Рифмы, стихи сонета,
Звёзд неизменный свет
Вечно хранят поэта
В чарах далёких лет.
Усмань живёт и Прага
В мире бессмертных строк,
Жизнь твоя — та же сага:
Запад в ней и Восток...
Сергей ШИРОКОВ