ПИСЬМО ПЕРВОЕ

Здравствуйте! 1 апреля я получил повестку для отправки в часть и 3-го числа выехал из города Шахты, где работал на шахте «Ново-Азовская» бухгалтером расчетного отдела. За месяц с лишним своей работы я отдохнул и даже соскучился по походной жизни...

Грустно мне было уходить без единой близкой души. На улице города я остановил проходившую женщину и объяснил ей свое положение. К счастью, она не сочла меня сумасшедшим, мы расцеловались по-родственному, и я с потеплевшим сердцем пошел на вокзал. Через квартал она догнала меня и сунула краюху хлеба и пяток яиц.

(Левин С.М.Б.А.Котов).

В небольшом приволжском городе Л., где я проходил комиссию, в карантине нашего полка встретил несколько знакомых, и среди них рабочего шахты № 9, который был захвачен немцами на шахте, где и пробыл около трех месяцев. Он много рассказывал о знакомых, захваченных немцами, и сообщил, что 25.XII встретил Лену [Елена Захаровна Котова — жена поэта], верст за 45 от Горловки. Она шла с каким-то барахлом менять его на хлеб. В общем, по его словам, все родственники коммунистов, советских служащих и другие расстреляны или увезены в неизвестном направлении, а 50 процентов оставшихся умерли голодной смертью. Я теперь в гибели своей семьи не сомневаюсь ничуть, и никто меня не убедит в обратном.

При прохождении мною комиссии я был признан негодным к строевой службе и снова зачислен в стройбатальон, куда и направляюсь завтра, закончив все предварительные этапные оформления и получив обмундирование.

Мне стыдно перед братьями, что я до сих пор защищаю Родину не с оружием в руках, хотя, может быть, жалею слишком рано. Завтра мы идем в далекий путь, возможно, пройдем через Сталинград, где я и отправлю это письмо. Впереди самые жестокие бои — писать, возможно, скоро не придется.

В конце хочу сказать несколько «если». Если моей семье удастся выбраться к вам, прошу не оставить их без помощи, хотя бы на первое время, особенно это относится к Сапе. Если через год по окончании войны я не дам о себе знать, пусть Лена распоряжается своей судьбой, как хочет. Я себе никогда не прощу, что не сумел их вывезти в Усмань. Слово «Донбасс» действует на меня сейчас, как удар ножа в сердце.
Вот все. Привет Сане, Людмиле Владимировне и Ляле.

18.05.1942 года Б. КОТОВ

Простите, что плохо пишу, сижу на нарах в пересыльном пункте.

ПИСЬМО ВТОРОЕ

25.06.43 года

Здравствуйте, мама, Оксана, Ольга [Ольга — сестра поэта], Юра и еще один достойный сын Григория Кислинского [Григорий Кислинский — муж Ольги], имя которого я забыл. Я получил мамино письмо 8.VI — первое письмо на фронте. Страшно рад, что мама и Оксана живы (Оксана, очевидно, дома, в Усмани), что Ольге удалось вырваться из немецкого плена, хотя она и проделала трудный путь. Втайне я надеялся, что и Лена совершит такое же продвижение, но, как видно, ошибся. Страшно поражен смертью Фанюшки [брат поэта]. (Рисунок из книги «Горячая песня бессмертна…).

Письмо мамы получил поздно вечером, поплакал немного, потом пошел на свою батарею и отвесил 30 мин по фашистам. Это — начало мести за Фанюшку. Прошлый год в боях я был командиром отделения, и мне приходилось принимать красноармейские книжки убитых. Я всегда поражался тяжести мертвого человека и удивлялся, как это большое, грузное тело расстается с жизнью. Представил себе умирающего Фанюшку, когда он в предсмертной тоске выбивал вокруг себя землю. Прошлый год в июне месяце на клочке старой февральской газеты я прочел о награждении медалью «За отвагу» Фанюшки... [неразборчиво].

Фанюшку я считал первым из нас четырех, Александра вторым. Колюшку я мало знал. Вечная память герою. Живу в лесу, стреляю по врагу, готовлюсь скоро к великим боям и до начала этих боев могу получить от вас еще одно письмо. Город тети Ляли от меня недалеко, и за этим городом лежит тоскующая Украина, освободить которую - мой долг. Пусть Ольга напишет мне письмо о жизни в Донбассе, о том, куда и когда девался Григорий, о каждом члене моей семьи, о знакомых (Башкирове, Поселкиной, Петре Филипповском и других). Мне хочется узнать все. Через Волоконовку и Ивановский сельсовет я проходил два раза: в апреле и мае этого года, но, конечно, не знал, что Ольга там. 30-дневный отпуск я не взял, сам от него отказался.
Почему? Об этом говорить сейчас не к чему, если увижусь с вами, то поговорю подробно... Сохраните повестку о моей гибели. Кстати, я «погиб» не 20 сентября, а 17 сентября ранним утром, когда мы, уцелевшие 7 человек, болотом пробирались из окружения... Когда-нибудь расскажу об этом. (Борис Котов с сыном)

Мама ничего не писала об отце. Значит, все по-старому. Так, что ли? Пишите чаще все новости, чтобы я был в курсе всей большой жизни тыла. Будет время — напишу братьям. Мечтаю, что когда-либо встретимся в Усмани. Пока всего доброго. Жду от Ольги письма.

Каким орденом был награжден Митрофан? Какое военное звание у Александра? Переписываетесь ли вы с его женой? Ляля в Мончегорске, что ли?

Привет Людмиле Владимировне. И всем знакомым.

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО

28.08.43 г.

В полночь холодно, в полдень жарко.
Ветер хочет всю пыль смести.
Остается рабочий Харьков
Вехой, пройденной на пути.
Войны слева и войны справа,
В центре — смертная карусель.
И задумчивая Полтава

Перед нами лежит, как цель.
Плач старухи и крик девчурки
На развалинах изб стоит.
Я завидую ныне Шурке,
Что в Донбассе ведет бои.

Жив, здоров. 5.III произведен в сержанты. Командую отделением (расчетом). Писать некогда. Получил письма от Коли и Шуры.

*****