Комяков Дмитрий Васильевич, Почетный гражданин города Усмани, краевед.
Всю зиму и часть лето 1943 года я пролежал в эвакогоспитале. Это огромное четырехэтажное белое здание невдалеке от красавицы Волги.
После фронта, где события часто меняются с молниеносной быстротой, как в калейдоскопе, жизнь в эвакогоспитале кажется замедленной киносъемкой.
Изредка наше однообразное, невесёлое житье скрашивает приход шефов-пионеров, приезд артистов. Помню, как какой-то артист-иллюзионист пытался рассмешить больных. Смех получался жидкий.
Веселое щебетание красногалстучной агитбригады, читавшей нам стихи о Родине, партии, о войне, действовало лучше всякого бальзама. Люди задумывались, влажнели глаза...
На газеты набрасываемся жадно: где-то братья-однополчане ведут тяжелую борьбу с фашизмом, освобождая родную землю. Собранные сюда с разных фронтов и направлений представители различных родов войск, мы временами вспоминаем минувшие битвы. Но не часто: одни молчали из-за природной скромности, другие из-за молчаливого характера, третьи — не хотели расстраивать себя и других рассказами о горечи поражений.
Но у нас был любимец всей палаты Павел Кузьмин. Павлуша, как звали его многие, танкист — мой собрат по оружию, парень из Данковского района.
Добродушный, рыжий, с белесыми бровями и ресницами, Павел своими голубыми глазами смотрел на мир приветливо, с легкой лукавинкой. Мягко произносил букву «р». Двадцатилетний Кузьмин никогда и ничего о своей фронтовой жизни не расказывал.
Но когда о его ратных подвигах поведал в мае 1943 года корреспондент А. Шаров на страницах «Правды», мы ахнули от удивления. Статью «Павел Кузьмин и его друзья» читали вслух, комментировали. Оказалось, что наш тихий и добродуш пый Павлуша был грозой для немцев Душа части, самый меткий ее стрелок! Павел находил цель сразу и поражал с первого снаряда. По пушке Кузьмина наводили свои орудия другие танкисты. Около трехсот гитлеровцев в одном бою уничтожил его танк.
Вот это да! — не выдержал кто-то. — Чуть не целый батальон истребил.
Павел жил и воевал по законам воинской чести: «Сам погибай, а товарища выручай!». Однажды, находясь в окружении, он увидел, как стая «Мессеров» набросилась на одинокий советский бомбардировщик и подбила его. Летчики, раскрыв купола парашютов, опускались в расположение врага. «Соловей, заводи!» — скомандовал Кузьмин механику-водителю. Советские танки на предельной скорости рванулись к попавшим в беду товарищам. А потом спасенные летчики спасались с ними. Оказывается, они с высоты видели единственную тропку, по которой можно было вывести танки, выйти из окружения. «Молодец, Павлуша!». Смех и радость осветили лица людей.
Только после этого Павел достал откуда-то из-под подушки аккуратно завернутые орден Ленина и гвардейский знак и показал всем нам. Каждый подержал в руках самую высокую награду Родины — орден с силуэтом родного Ильича.
У меня и сейчас, как дорогая реликвия, хранится фотография Павла с орденом Ленина на груди с дарственной надписью.
Весной и летом 1943 года немецкая авиация нередко бомбила город. В дурную погоду самолеты нс появлялись. Но погода стояла, как нарочно, хорошая, летная. После 12 часов ночи сразу же объявлялся по радио сигнал воздушной тревоги. Где-то совсем рядом начинали гулко бить зенитки, иногда мы слышали вызывающий в душе холодок свист падающих бомб и их недалекие разрывы. А что мы могли сделать? Многие из нас были «лежачими», другие просто не хотели идти в бомбоубежище, дабы не оставлять одними беспомощных друзей.
Балагур и весельчак Толька /Куравлев «дополнял» к словам диктора, объявляющего воздушную тревогу: «Кому не нравится, можете жаловаться!». Это поднимало у оставшихся в палате настроение. Все смеялись, забывая на время об опасности. Но встречались картины и пострашнее. Это операции и ампутации. Тут уж не выдерживали и надрывно кричали от тяжелой физической боли многие.
Люди в белых халатах утверждали, что подобные мужские крики полезны, так как они противодействуют наступлению болевых шоков. Надрывно кричали даже самые твердые духом...
Да и как было не плакать: мы видели танкиста, обгоревшего в танке, на лицо которого нельзя было смотреть без содрагания: это была жуткая маска лилово-красного цвета без бровей и ресниц, видели летчика без обеих рук и глаз... Мы многое видели, отчего нервы и сердце заболевают...
И я думаю, что плакали раненые не от боли, а от целого комплекса чувств и страданий, от досады, что не смогли, не успели добить фашизм! И каждый в душе клялся и детей и внуков своих воспитать в духе человеколюбия и лютой ненависти к врагам.