Усманский

краеведческий портал

Лупан Наталия Николаевна
Лупан Наталия Николаевна

Усмань, г.

Родилась 13 апреля 1972 г. в г. Усмани. Стихи начала писать в раннем возрасте.
Закончила факультет библиотековедения ГБПУ "Воронежское областное училище культуры им. А.С. Суворина".
Опубликовано несколько сборников стихов для детей.

МАТЬ
Поэма

Мать провожала на станции сына. 
Шел сорок первый год.
У эшелона кричал, толпился,
Пел под гармонь народ.
Только она, ничего не слыша,
Глядя сынку в глаза,
Тихо шептала слова молитвы
К Господу в небеса.
И прижимала украдкой щеку
Нежно к груди родной.
Сын утешал: «Вы не плачьте, мама,
Скоро вернусь домой».
Мать же вздыхала тихо: «Послушай,
Жизнь сохранить, сынок,
От пролетающей мимо пули
Может лишь только Бог».
Он все качал головой: «Не будем.
Мне ваша мысль ясна.
Лучше ответьте: раз Бог все может,
То почему – война?»
Мать пожимала плечами: «Сына
Бог за людей отдал.
Я понимаю теперь, как сильно
Он в этот час страдал.
Верю, сыночек, на все вопросы
Здесь ты найдешь ответ»,–
И положила в карман нагрудный
Старенький Новый Завет.
Дернул плечами: «Оставьте, мама.
Я же теперь солдат.
Цель для солдата – звезда героя,
Полная грудь наград.
Мне христианских идей не надо.
Мне бы ружье, и в бой.
Скоро в газете прочтете, мама,
То, что ваш сын – герой».
Тут прозвучало: «Все по вагонам!
Выполнен был приказ,
Поезд качнулся и очень скоро
Скрылся совсем из глаз.
Мать все стояла и вдаль смотрела,
Не вытирая слез.
Только рвалась за платочком белым
Прядка седых волос…
Год сорок первый прошел. И следом
Сорок второй идет.
Только от сына давно ни строчки
С фронта. А мать все ждет…
Сорок второй отгремел боями,
И сорок третий год…
Только единственный дом в деревне
Был одинок и тих.
Будто хранил дорогую память
Прежних жильцов своих.
Так простоял он печальным стражем
Десять… пятнадцать лет…
Крыша прогнила, упали ставни,
Дверь потеряла цвет.
Редко когда залезали дети
Летом в заросший сад.
Много о доме историй страшных
Было среди ребят.
Да и средь взрослых порой шептались.
(Верить им или нет?)
Будто ночами в окошке кто-то
Лампы увидел свет…
В шестидесятом случилось нечто
Странное. Так само
В дом опустелый невесть откуда
Летом пришло письмо.
Люди собрались со всей деревни.
Каждый крутил конверт.
Не понимали. Письмо шло ровно
Долгих шестнадцать лет.
Вспомнили мать, как она молилась
И как сынка ждала.
Жалко, что так, ничего не зная,
Все-таки умерла.
Кто же был тот, кто письмо отправил?
Адрес не мог сказать.
Он был не вписан. Обратно просто
Некуда написать.
Так и решили прочесть. Открыли
Старый конверт, а в нем
Желтый истрепанный лист покрыт был
Новым листа клочком.
В этой записке прочли: « Простите,
То, что я столько ждал.
Это письмо перед самой смертью
Сын ваш вам написал».
« Все-таки умер…», - сосед пригладил
Ворох своих седин.
Первою строчкой в письме стояло:
«Мама, вам пишет сын.
Много писать не могу. Простите,
Мама, мою вину.
Не по своей не писал я воле -
Я третий год в плену.
Был в окружении, очень многих
Ночью той враг скосил.
Знаю, что вашей и лишь молитвой
Бог меня сохранил.
Шепчут соседи: « Погиб…» И только
Мать все известий ждет.
Молится Богу и верит свято
В то, что Господь хранит
Где-то от пули её солдата
Ради её молитв.
Пишет письмо за письмом: «Найдите
Сына!» Но лишь в ответ:
«Вашего сына по нашим данным
В списках погибших нет».
«Нет средь погибших! Так значит, жив он.
Боже, благодарю…»
И на коленях опять в молитве
Встретит она зарю.
Сколько прошло так ночей бессонных,
Сколько тревожных дней…
Много в деревню пришло похоронок
Только к другим, не к ней.
Даже сама почтальонка вскоре
Скажет в сердцах: «Война
Все во мне выжгла внутри от горя.
Верить бы как она…»
Смотрят в деревне: «Откуда столько
Силы не унывать?
Вот уж три года вестей – ни строчки,
И продолжает ждать».
В сорок четвертом сосед вернулся
С орденом, но без ног.
Пил каждый день. Рассказать о сыне
Он ничего не мог.
Только припомнил, что в сорок первом
Вместе вступили в бой.
Из окруженья тогда не вышел
Больше никто живой…
Вновь потекли, не спеша, недели
Тихо и без страстей.
С самой зимы до весны в деревне
Не было новостей.
И вот апрельским весенним утром,
Новость всех потрясла -
Мать, что с начала войны ждет сына
Сильно занемогла.
К ней, говорили, зашла соседка,
Долго пришлось стучать.
Так и нашли на коленях. Видно
Много молилась мать.
А перед смертью, придя в сознанье,
Еле открыв уста,
Мать прошептала: «Сынку скажите:
Жду его у Христа».
Похоронили её деревней,
Кто чем и смог помочь.
Завтра в побег мы решились с другом
Только взойдет рассвет…
Если письмо это к вам попало,
Значит меня уж нет.
Я об одном лишь жалею, мама,
То, что за жизнь мою,
Очень уж мало сказал, как сильно
Мама я вас люблю…
Ну, а теперь я хочу о самом
Главном вам рассказать:
Ваши слова я тогда запомнил,
Только не смог понять.
Книжицу вашу прочел я, мама,
В самый тяжелый час.
Так Иисус и меня коснулся.
Так и меня Он спас.
Эти три года во всех страданьях
Был Иисус со мной.
Знаю, что в небе моя награда,
Хоть я и не герой.
Он подарил мне дар вечной жизни,
В этом сомнений нет!
Я не у сердца ношу, а в сердце
Новый Его завет.
Вы привели меня к Богу. Как же
Я вас благодарю…
Больше писать не могу. До встречи
Там, у Христа в раю».
Все дочитав, почтальонка смолкла,
Слез не могла сдержать.
«Все-таки, значит, поверил в Бога…
Жаль не узнала мать!
И, пораженная ясной мыслью,
Как-то вдруг осеклась:
Ведь после смерти своей, но все же
Мать его дождалась!
Как сквозь туман засияла ярко,
Словно в ночи звезда,
Вера последних слов материнских:
«Жду его у Христа».
И эта вера, как семя упала
В почву людских сердец.
Все-таки был у истории давней
Чудный для всех конец.
Да, она знала, что так и будет.
И, подводя итог,
Мать дождалась, потому что рядом
С ней был Великий Бог…
Сколько таких матерей, как эта
Было за все века.
Где их победы? О них не скажет
Книг и газет строка.
Все говорили, жила бы лучше,
Если б имела дочь.
В доме убрали, закрыли ставни,
Заколотили дверь.
Сняли с колодца ведро. Кому же
Пить из него теперь?
И постепенно о ней забыли.
В мае пришли, к тому ж,
Две похоронки. А к почтальонке
летом вернулся муж.
Лето и осень зима сменила.
Вот и пришла весна.
Год сорок пятый, 9 мая,
Кончилась та война.
Под Левитана и крик «Победа!»
Грянул весенний гром.
Люди кричали и танцевали
Под проливным дождем.
Но победила молитвой веры,
Подвиг свершив один,
Мать-героиня. Её награда –
В Боге спасенный сын.
---------------------------
Как её звали? Тамара, Зоя…
Нам теперь не узнать.
Есть только крест деревянный и надпись:
«Здесь похоронена МАТЬ».


КАК Я ВЫЖИЛ
Рассказ моего дорогого деда – Барбашина Гавриила Михайловича.
Инвалида войны, труженика тыла и просто замечательного человека.

После Финской и не был дома…
В сорок первом был ранен немцем.
Удалили один осколок,
А другой не смогли – у сердца.

Я работал потом на шахте
Жил с женой и детьми вольно.
Отдавал им свою пайку,
Ну а сам голодал больно.

И осколок хлопот добавил –
Харкал кровью. Сорвал спину.
Когда слег, то жену отправил,
Чтоб не видеть, как я сгину.

Как я выжил? Да был там дедушка:
Он меня взял к себе в хату.
Откормил мясом и хлебушком, -
Пожалел, знать, больного солдата.

Когда стал выходить на улицу,
У соседки узнал украдкой:
Чтоб спасти меня, дед кормилицу
Заколол ведь - свою лошадку.

Добрый был мужичек, набожный.
Он давал мне читать Библию…
Я ведь мог умереть запросто.
Только жить уж хотел сильно я.

Никого бы из вас не было б,
А вот десять детей, внуки, правнуки…
Жизнь одна, надо жить набело.
Надо правильно жить – вот главное.

Девяносто два года веснами -
Вроде много, да мало, деточки.
Я за жизнь благодарен Господу,
Благодарен до каждой клеточки...


ЦЕНА ЖИЗНИ
По мотивам реальных историй блокадного Ленинграда

Не ради истории, истины ради,
О тех, кто не ждал ни похвал, ни наград…
Давно это было – в огне и блокаде,
От голода тая, страдал Ленинград.

Три худеньких тени — замерзшая стайка,
Как птички, хоть крошки бы где-то найти.
125 граммов – блокадная пайка –
Нет сил просто выжить, не то, что расти.

Бомбежки, бомбежки… и снова тревога!
Единственной веной к юдоли скорбей.
По тонкому льду простиралась дорога.
Несла в город хлеб, уносила людей.

Близняшки без страха пошли за братишкой,
Когда он поведал им чудную весть:
Что где-то остались в полях кочерыжки.
Капусту собрали. Но их можно съесть.

Вот маму обрадуем, – думали дети, —
С ночной возвратится, а завтрак готов!
Наварим борща, позовем всех соседей!..
Им было по семь, ему девять годков.

А где-то по тонкому льду пробирался
Дорогою жизни бесценный обоз.
Бомбили нещадно, лед просто ломался,
Машины рвались, не жалея колес.

Последней полуторке было несладко:
За ней по пятам наступала вода.
Под воду ушли и седьмой, и девятый…
И ей видно тоже грозила беда.

Водитель каким-то немыслимым чудом,
Чутьем избегал всех губительных мест.
— О, Господи, если я вырвусь отсюда,
То точно поверю, что где-то ты есть!

Дрожали колени, не слушались ноги.
До самой земли продолжался обстрел.
В тот день суждено было выжить немногим.
Но он оказался средь тех, кто сумел…

А дети голодные молча шагали
В то время по холоду час напролет.
Промерзли до косточек, страшно устали,
И где-то свернули не в тот поворот.

Братишка все понял – они заблудились.
Дома незнакомые, местность не та…
Развалины церкви. На груде обломков
Лежало большое распятье Христа.

Мороз разогнал облаков поволоку,
Свет лунный фигуру лучом освещал:
Торчащие ребра и впалую щеку –
Он тоже от голода видно страдал.

У брата спросили: Ты знаешь, кто это?
Тот хмуро ответил: Какой-то их Бог…
Они его просят, Он шлет им ответы…
— Они – это кто? – он ответить не мог.

Все трое смотрели на образ блокады —
На мертвое тело, одетое в снег.
Он так был похож на людей Ленинграда.
— Они – это мы! Это наш человек!

— Вот глупость! – братишка был парнем суровым, —
Вернемся обратно. Нам надо идти
Пока еще можем… Пойдем завтра снова.
Сегодня нам с вами еды не найти.

Он взял их за руки и вывел к дороге.
Тут ветер был встречный, и шли тяжело —
Едва волочились замерзшие ноги,
Бульвар был накатан как будто стекло.

Одна из близняшек заплакала тихо.
Другая прикрыла озябшую грудь:
— Раз им отвечает, и нас Он услышит!
«Их Бог», Ты пошли нам еды… хоть чуть-чуть!

Тут фары мелькнули, и взвизгнули шины,
Машина, вильнув, прокатилась вперед
Едва не попав под колеса машины,
Девчушка от страха присела на лед.

Водитель рванулся, прижал ее крепко,
Как будто какой-то предмет дорогой.
— Живая?! – Живая… — Бог милостив, детка!
Я должен быть мертвым, гляди-ка, живой!

Братишка с сестренкой к малышке припали,
И он поразился такой худобе.
— Постойте, ребятки! Паек мне тут дали.
За месяц. В награду. Возьмите себе!

Ну, что ж вы застыли?! А ну ка, берите!
Меня, ребятишки, Иваном зовут.
«От дяди Ивана», — вы маме скажите.
Эх, надо мне ехать, меня уже ждут!

Захлопнулась дверь, и машина взревела
И скоро исчезла в развилке дорог.
А дети в слезах изумленно смотрели
На пахнущий хлебом тяжелый мешок…

А мама не знала уже что и думать.
Исчезли все трое… Куда ей бежать?!
Тут дверь распахнулась. Живые! О, чудо!
И бросилась мать ребятне помогать.

Весь стол был уставлен, еды было много —
Мальчишка сестер успокоить не мог.
Они щебетали: Мы шли по дороге!
— И встретили дяденьку! — Это был Бог!

— Не слушай их, мама! То был дядя Ваня.
Мать слезы роняла с опущенных век.
— Нет, это не Бог был, мои дорогие,
Но посланный Богом для нас человек.

Лишь годы спустя, после этих событий,
Случилось им вместе о том вспоминать.
И страшную правду незнающим детям
О дне том далеком поведала мать:

У всей той истории было начало.
Тогда приключилась большая беда:
На месяц все карточки мать потеряла.
Ценою их жизни была та еда…